Молчание. Рухнуло ещё несколько камней из стен, зазмеились трещины по потолку. Отсюда надо было уходить, и немедленно; Император закрыл глаза и постарался увидеть Тайде. Там, внизу, в чёрной бездне, куда несчастную Дану уволок злобный призрак.
Ничего. Пустота. Тайде исчезла, словно тот провал и впрямь не имел дна. Но в то же время Император не чувствовал и тени её смерти. Дану не погибла. Просто хозяева этого места, наверное, решили, что дело сделано. Сила, страшная Сила была высвобождена. Император чувствовал – его перчатка заронила в землю под храмом гибельное семя, но не мог сейчас даже ужаснуться или прийти в негодование. Слишком многое было отдано схватке. Его враги знали, кого выпустить против него. Вампирша была достойным противником. Не будь ненависти Императора к расе кровососов, он, наверное, воздал бы своему противнику последние рыцарские почести.
Хватит об этом. Вытащить Тайде! Вытащить во что бы то ни стало! Остальное всё – потом.
Императору пришлось обойти все двери, прежде чем он отыскал нужную. Не приходилось сомневаться – снизу по крутой винтовой лестнице, ничем не отличавшейся от той, по которой он поднимался сюда, шло точно то же ощущение всеобщего распада и уничтожения, что и от круглой бреши в середине зала.
Император двинулся вниз. Ступени шевелились, дёргались у него под ногами, стены норовили столкнуть или придавить, дважды ему приходилось уворачиваться от катившихся сверху каменных глыб – начинала разрушаться уже глубокая, опорная кладка стен. Новорождённое чудище ворочалось в глубинах, расталкивая призрачными боками основания крепчайших скал, и Император понимал – очень возможно, в этом мире его имя скоро будет проклято ныне и присно. Хотя также очень может быть, что тут скоро не останется никого, чтобы произнести проклятье.
– Тогда я произнесу его сам, – холодно сказал Император, обращаясь неведомо к кому. Однако он чувствовал, что за каждым его шагом, за каждым его словом настороженно следят нечеловеческие глаза и уши.
Спираль. Витки, витки, витки. Ржавые кандалы. В некоторых еще остались какие-то осколки костей. Вниз, вниз, к пределу возведённого человеческими руками!
Император понимал, что случилось непоправимое. Он выиграл битву, но проиграл войну. Те, кто завлёк его в этот замок, добились-таки, что перчатка показала если не всё, на что она способна, то многое. И, защищая хозяина, бездушная магическая тварь породила другую. Столь же бездушную, но куда более могущественную. И Император не знал, как с ней бороться.
Никто не преградил ему дороги. Пираты, надо полагать, сыграв свою роль, сейчас спешили унести ноги подальше от места битвы. Бедные, жалкие, безмозглые пешки. Их использовали, а теперь просто сметают с доски, за которую садятся совсем иные игроки. И игра пойдёт по совершенно другим правилам.
Впрочем, он, Император, должен исполнить свой долг до конца. Он должен спасти Тайде. Что будет потом с этим миром…
…не может быть не его делом, вдруг подумал он. У него накопилось и без того слишком много долгов, но ничего тут уже не поделаешь. Он обязан вернуться в Мельин. Там его подданные, которые присягнули ему, которые умирали ради него. Он должен вернуться, и если кто-то посягает на покой Империи, вырвать смуту с корнем, даже если при этом прольются реки крови.
Но для этого ему нельзя мешкать. Он должен выручить Тайде и уходить. Обратно в глубину лесов. Там, пока у него ещё есть время, он обязан найти способ вернуться. Иначе он просто не Император.
Камень стен становился всё древнее, выщербленнее, покрытый многочисленными трещинами. Вскоре Императору пришлось идти согнувшись. Левая рука переставала кровоточить – магия позаботилась и об этом, – но крови он потерял всё-таки слишком много. Голова кружилась, то и дело приходилось опираться здоровой рукой о стену.
Но вот кладка (из дикого, необработанного камня, самых обычных валунов) кончилась. И тут Император застыл. Застыл, несмотря на то, что обстоятельства не располагали к остановкам и изучению архитектурных особенностей.
Кладки больше не было. Факелов (явно светивших благодаря магии) – тоже. Место каменных глыб занимало странное вещество, тёмно-коричневое, блестящее, не имевшее ни швов, ни шероховатостей. Словно неведомая сила проплавила ход в сплошном монолите. И сделали это явно нечеловеческие руки.
Император не успел задаться вопросом чьи. Он не сделал и двух десятков шагов, когда на стене справа ему попался барельеф. Трое уродливых существ стояли, соединив руки, попирая чудовищными ногами и сушу и море. Трое. Шестирукий великан, какой-то получеловек с вытянутой, чешуйчатой, словно у змеи, головой, и третий…
Третьим был крылатый кошмар, знакомый Императору Мельина. Тот самый, что вырвался из-под башни Кутула.
Далеко ведёт дорожка, да только всё равно кончится когда-нибудь. Далеко раскидываются концы великой сети, протянувшейся от мира и до мира, – да только в любой, самой крепкой сети небольшая колючая рыбка-шипояд найдёт лазейку. И сумеет, пусть даже и выхваченная из воды, всадить ядовитую иглу спинного плавника в руку неосторожного рыбака, так что не помогут даже и крепкие кожаные рукавицы.
Ступени исчезли, но, странное дело, Император спускался совершенно спокойно, словно по ровному, ноги не скользили. Хватало и света – его источали крохотные золотистые искорки в толще стен, словно замурованные жуки-светляки.
Мало-помалу стена слева стала истончаться. Постепенно она превращалась в подобие тёмно-коричневого стекла, сквозь которое чувствовалось присутствие поистине великой бездны. Не замедлил явиться и плавающий в пустоте огонь. Пламенный канат, словно языки огня карабкались наверх по смолёной верёвке. Его точно колебал ветер, пламя медленно смещалось то вправо, то влево, временами желтоватый свет выхватывал из девственной тьмы стены исполинского колодца, и Император всякий раз невольно вздрагивал.
Стены колодца выложены были человеческими телами. Мужчины, женщины, старики, дети – здесь были все. Всем нашлось место. Неведомое чародейство сохранило тела нетленными. Были мгновения, когда Императору казалось, что они – живые. Часть тел была обнажена, другие – одеты: одежда показалась Императору очень простой и грубой, такое могли сделать, едва-едва изобретя ткачество. Кое-кто так и вовсе облачён был в набедренную повязку из трав. И на лицах всех до единой жертв запечатлелся непередаваемый, непереносимый ужас. В свои последние мгновения они увидели что-то такое, перед чем бессилен оказался и знаменитый яростный дух хуманса, как прозвали людей другие обитатели родного для Императора мира Мельина. Быть может, ту троицу великанов?..
Как бы то ни было, Император шёл вниз. Видали мы вещи и похуже. Стояли мы в распадающемся на части мире, где только мечи да доблесть имперских легионов предотвратили исполнение зловещих пророчеств. Сам Спаситель повернул назад – потому что предсказанное не сбылось! Так неужто дрожать сейчас перед какими-то давно сгинувшими страхами?!
Таковы люди – и потому они будут побеждать. Побеждать до тех пор, пока не встретят кого-то, способного на ещё более всепоглощающую ярость, на ещё более испепеляющий гнев, чем они сами. Но пока что ни под одним солнцем они не встретили равных себе.
