Самым простым было по-тихому отыскать этого самого малефика и без шума и драки убедить его либо убраться отсюда восвояси, либо раз и навсегда прекратить такие дела. Это будет вполне в духе факультета Тьмы – исполнить свой долг, как можно меньше привлекая к себе внимания. Правда, оставалось ещё и неупокоенное кладбище. Фесс очень сильно подозревал, что неведомый малефик приложил руку и к этому. Кладбища являлись прямым делом некромантов; но что, если этот несчастный дурак прозакладывал Неспящим слишком многое? Не оттуда ли и кровь на могиле?.. Обычное разупокоение таких крайностей не требует. И этот малефик, конечно, перешёл все границы. Детоубийство есть прямое и чистое Зло в первозданном своём виде; это прямое нарушение заповедей Тьмы. Разумеется, такое не могло сойти с рук.
Размышляя таким образом, Фесс брёл по улице. Он понимал, что надо торопиться, – те, кто испытывают его, едва ли позволят представлению затянуться до ночи. Это, помимо всего прочего, означало, что упокаивать кладбище ему придётся днём, когда заклятия теряют изрядную часть силы, – впрочем, и мертвяки не столь проворны, как за полночь… Стоп! А не лучше ли начать именно с этого? Малефик разбудил мёртвых, но, раз они не вырвались наружу, значит, он сам тянет их Силу. Опытный малефик… нить настолько тонка, что он, Фесс, её просто не заметил. А так по деревне он может бродить очень долго – глупо рассчитывать на случайную ошибку врага, надо самому заставить его ошибаться.
И Фесс решительно направился на кладбище.
Деревенские обитатели, похоже, встревожились. Женщин точно ветром сдуло с улиц; у поспешно запираемых ворот оставались одни мужчины, вооружённые кто чем; и вид их не сулил Фессу ничего хорошего.
Проходя мимо церквушки, он заметил, что дверь плотно заперта, а все окна закрыты тяжёлыми ставнями. Изнутри слабо, едва слышно доносилось медленное пение – тянули молитву «На изгнание зла».
Фесс неспешно дошёл до кладбища. Яркий солнечный день, да ещё и творимая поблизости молитва – неупокоенные притихли. Впрочем, это ненадолго.
Вот и приметная могила. Кровь успела впитаться в землю – сильный будет амулет, если всё толково сделать. Находка для какого-нибудь местного колдуна – из тех, что не прошли Академию. Тёмный говорил, что немало провалившихся или отчисленных становилось, так сказать, самыми что ни на есть настоящими малефиками – но их путь при этом не имел ничего общего с путём Тьмы.
Фесс остановился. Раскрыл сумку. Да-а… негусто. Поскупились господа деканы вкупе с милордом ректором. Ну что ж, на испытаниях, наверное, так и должно быть.
«Действуй, Неясыть! Не останавливайся. Это ведь именно то, ради чего города станут нанимать тебя. Беспокойное кладбище. Пока ещё мёртвые сами никого не убили, но это вопрос дней. Неплохо бы, конечно, отыскать ведущую к малефику нить, но это уже непозволительная роскошь. Если задачу ставил милорд ректор, он уж наверняка постарался, чтобы эта нить получилась как можно более незаметной. Просиди тут хоть год, а не сыщешь».
Успокоившись, Фесс действовал быстро и чётко, но без суеты. На содержимое сумки полагаться не приходилось. Времени отыскивать нужные коренья и травы, отпугивающие мертвяков, – тем более. Значит, это и в самом деле испытания – когда полагаешься только на себя. Не слишком-то честно… по-настоящему Фесс никогда бы не принялся за упокоение без полного магического арсенала, дозволенного некромантам, – но да уж ладно. Покажем, что и мы не лыком шиты!
Фесс выпрямился. Поднял правую руку – указательный палец и мизинец вытянуты, остальные поджаты, – прицелился в зенит, а потом медленно опустил, наставив на ближайшую могилу, обитатель которой, несмотря на день и молитву к Спасителю, вертелся в своём гробу, точно одолеваемый блохами пёс.
– Swarm at siidra! – властно бросил Неясыть. Древняя формула подъёма неупокоенных. Всё просто – иногда, чтобы остановить лесной пожар, ему навстречу пускают ещё один – встречный пал.
Пронзительный холод в груди. Интересно, так и должно быть или же это просто добавлено «от себя» милордом ректором, чтобы испытания не казались гладкой дорожкой?
Могильная земля задрожала, покрываясь сетью трещин. В ужасе брызнули в разные стороны кузнечики, жуки, муравьи и прочие обитатели зелёной травяной страны. В деревне истошно, точно перед смертью, взвыли собаки. С окружавших кладбище деревьев сорвались птицы – всё живое спешило как можно скорее убраться с дороги поднявшихся мертвецов.
Фесс чувствовал, как привычная боль утекающей Силы сдавливает виски. Неприятно, но вполне терпимо и даже обнадёживающе – значит, заклятие достигло цели, уцепилось, и теперь осталось только аккуратно, не сбившись, проделать все манипуляции.
Милорд ректор лишил Фесса даже ритуального серебряного кинжала, что, вообще говоря, было полным абсурдом – ни один некромант в здравом уме и трезвой памяти не пойдёт упокаивать без своего оружия. «Ладно, предположим, что кинжал я оставил в борделе, – с внезапной лихостью подумал Фесс. – С кинжалом-то небось каждый дурак может. А вот попробуй-ка голыми руками, безо всего! Хорошо ещё, на поясе остался короткий ножик, более всего смахивавший на обычный кухонный – кусок дрянного железа на грубой деревянной ручке, и всё. Ну и ладно, чем богаты, тем и рады».
Могильная плита со скрежетом сдвинулась. Земля расплескалась вокруг, запахло гнилью, из внезапно раскрывшейся, точно женская утроба, ямы потянуло тем самым «могильным холодом», каковой так любят воспевать поэты. Две костлявые руки в обрывках полуистлевшей ткани вцепились в края ямы; Фесс услышал, как внизу громко трещат доски.
Надо сказать, что вблизи в ходячем костяке, обмотанном кое-где остатками савана, не было ничего сверхъестественно-пугающего. Твари Змеиного леса на вид выглядели куда внушительнее и страшнее. Но непостижимая тайна возврата из-за той черты, через которую рано или поздно придётся переступить всем живущим, жуткая тайна второй жизни пугала куда больше лязгающих зубов или пустых, но от этого по-своему не менее зорких глазниц.
– Haipe! – резко приказал Фесс. Спина покрывалась потом, и это было плохо – неупокоенные обожают чужой страх, он для них словно второй хлеб. Никогда нельзя бояться, столкнувшись с ними лицом к лицу, говорил Тёмный. Пусть даже ты будешь трижды волшебник. Страх, ненависть, ярость – для них это как для мухи мёд. Холодное спокойствие – наш щит; о него разобьются любые атаки.
Умом он это понимал. Но именно что умом. Плоть, увы, слушалась крайне плохо.
Правда, неупокоенный вёл себя именно так, как и предсказывали учебники. Растопырил руки и полез прямо на разбудившего его волшебника, не торопившегося произносить заклятия повеления и подчинения, да ещё вдобавок и не защищённого ни Кругом, ни амулетами, ни венками. Лёгкая добыча.
– Иди-иди сюда, мой хороший, – постаравшись, чтобы это звучало как можно более насмешливо, сказал Фесс. Мертвяк не сравнится в беге с человеком, но неупокоенный, в отличие от живых, не устаёт. Он будет гнать свою жертву день и ночь, не теряя следа ни в дождь, ни в снег, и рано или поздно настигнет, даже если несчастный ухитрится переплыть море. Впрочем, такого, за кем гонится мертвец, и так не возьмут ни на один корабль – такой человек наверняка проклят, а проклятия словно сами собой притягивают Морскую Смерть в виде бурь, штормов и тайфунов.
