— Но что тебе в этой Силе! — не выдержал Торин. — Что ты хочешь — подмять ее под себя? Довершить не удавшееся Олмеру? Подарить его сыну все Средиземье?
Горбун равнодушно пожал плечами:
— Олвэн давно живет своим умом и правит Цитаделью согласно собственному разумению. Что же до меня…
— То ты предусмотрительно запасся Талисманом? — Фолко сидел, откинувшись и полуприкрыв глаза. На висках блестел обильно проступивший пот.
Тубала вонзила ногти в ладони, так и впившись в хоббита горящим взором.
— Ты почувствовал? — Санделло ничуть не удивился. — Ну да, конечно, ты ведь столько странствовал с Огоном… Да, Талисман со мной. Ну и что?
— Странно, что Олвэн расстался с такой реликвией…
— Я украл Талисман у него, — спокойно уронил горбун.
— Укра-ал? — поразился Малыш.
— Именно так. — Санделло холодно кивнул. — Он указывал мне путь.
— И… где же твоя цель? — Фолко смотрел прямо в глаза горбуну, невольно вспомнив, что в свое время они были непримиримыми врагами и что брошенный рукой Санделло метательный нож едва не отправил хоббита на ту сторону Гремящих Морей…
— Там же, где и ваша, насколько я понимаю, — старый воин равнодушно повел плечом. — На востоке, в южных отрогах Хлавийских Гор, там, откуда течет Каменка.
Глава 2. ОКТЯБРЬ, 7, ПЕЩЕРА ВЕЛИКОГО ОРЛАНГУРА
По заповедным северным лесам, мимо бездонных чернеющих болот, где мокли покрытые мхом коряги, мимо высоких сосновых боров, где еще догорали по кочкам огоньки брусники, по узкой, неприметной тропке шел путник. Для гнома он показался бы слишком высок, для человека — слишком широкоплеч. В простом дорожном плаще, накинутом на кожаную куртку, с тугим мешком за плечами; в правой руке, точно посох, он сжимал тяжелый и длинный бердыш.
Грубые башмаки воловьей кожи неутомимо шагали и шагали по покрытой прелым листом земле. Казалось, путь отлично знаком страннику — он почти не смотрел по сторонам, безошибочно отыскивая дорогу среди болот, островин и увалов.
Это были владения Великого Орлангура, и даже эльфы-Авари старались пореже заглядывать сюда. Точно забавляясь, Дух Познания окружил себя сонмом жутких страшилищ, рыскавших по близлежащим чащобам. Иных они просто пугали, иным преграждали путь, а иные и вовсе находили здесь свой конец…
Но заступить дорогу этому страннику не дерзнул никто — после того как его бердыш одним ударом расправился с выползшим на дорогу многоглавым чудищем. Путник усмехнулся, спихнул останки в болото и зашагал дальше — уже невозбранно.
Он миновал чащобы. Позади остались боры; вот и луг, что возле самого входа…
Осень властвовала и здесь — Великий Дух не вмешивался в естественный ход вещей. Время жить и время умирать, время расцветать и время плодоносить — как заведено, как записано на незримых скрижалях этого Мира, так тому и быть. Золотой Дракон не окружал себя роскошными садами. Ему милее было исконное и природное…
Как и положено, у самого черного зева каверны странника встретил привратник — точная копия самого гостя. Путник подмигнул сам себе, отсалютовал бердышом и бестрепетно вошел под низкий свод.
В самой пещере ничего не изменилось. Тот же мягкий зеленоватый полумрак, то же каменное ложе Великого Дракона — и он сам, прежний, свившийся в тугое кольцо на возвышении… Четырехзрачковые глаза в упор уставились на пришельца.
— Здравствуй, Всезнающий.
— Привет и тебе, старый друг, — мягко прошелестело в сознании гостя.
— Я пришел вопросить. — Гость стоял, расставив ноги, упершись в землю острием на нижнем конце бердыша, словно готовясь выдержать свирепый шторм.
— Мне ведом твой вопрос и ведом ответ на него. — Веки Дракона дрогнули, приспустившись.
— Быть может, тогда тебе ведомо и то, что я мыслю сделать?
— Ты же знаешь — таким знанием я не обладаю. Я буду знать, если ты этого захочешь.
— Мудрецы Срединного Княжества…
— И эльфы-чародеи Вод Пробуждения…
— Как? Значит, я не первым пришел к тебе с этим?
— Первым. Но они взывали ко мне… и я прочел их тревогу и неуверенность.
— Тогда можешь прочесть и мои. Старая рана заныла вновь… И если бы только это!
— Мне ведомы все нестроения. — Чудные глаза Великого Дракона совсем закрылись. И — неужели в неслышимом голосе его внезапно прозвучала скорбь?
— Я должен идти на Юг. Я чувствую, как губительная дрожь начинает распространяться по Костям Земли. Черные Гномы делают все, что могут, но…
— Мне ведомо.
— Я пришел спросить тебя — неужто и на сей раз ты останешься в стороне?!
Ответ пришел не сразу, с томительным вздохом. Если бы это вздохнул человек, странник, наверное, сказал бы, что вздох этот полон боли. Но нет — ведь Духу Абсолютного Знания не бывает больно.
— Весь этот мир готов прийти в движение. Дремлющие Силы просыпаются. И впервые за все долгие века я не могу провидеть того, что грядет. Может статься и так, что барьеры рухнут раньше намеченного. И судьба Сущего окажется в руках горстки храбрецов… в то время как я видел могучее войско, в котором каждый давно уже равен по силам воинам Заокраинного Запада.
— Вот как? Но, может, еще не поздно решить все миром?
— Решить все миром? Возможно. Но едва ли Властители Заката смирятся с тем, что сотворенная ими в Начале Начал Великая Музыка окончательно окажется измененной.
— Они добры и благи, — возразил путник.
— Пусть для тебя это будет так, — не стал спорить Дракон. — Но они давно устранились от скорбных дел мира сего…
— Так же, как и ты, — сурово возразил пришелец.
— Так же, как и я. Не мое дело пасти народы…
— Но и не их… Почему ты можешь спокойно созерцать войны, бедствия и беззакония, ничего не предпринимая, даже когда точно ведомо, кто виноват?
— Я понимаю тебя, — прошелестело в ответ. — Но живущие — не мои Дети.
Не мне судить их пути…
— Если рука убийцы окажется занесена над младенцем — о чем тут судить?.. Я тоже понимаю тебя. В свое время я думал точно так же, как и ты. До тех пор, пока…
— Пока не вышел на поле боя под стенами Серой Гавани… — заметил Дракон.
— Да, — тяжело упало каменное слово. — Я выжил чудом. И поклялся, что, пока мои руки держат топор, я буду сражаться. И если не я рассужу схватившиеся два степных рода, то по крайней мере остановить убийство детей я смогу. Пусть я спасу не всех. Но — кого спасу, того спасу. Ты не понимаешь меня?
— Я понимаю, что чувствуешь ты. Спасибо тебе, что дал мне узнать об этом.
— Ты и теперь останешься здесь?
— А что, по-твоему, должен я содеять?
