Странно, но, оказавшись в одном строю с орками, король Рохана не находил в себе прежней ненависти к ним. Не их ятаганами сокрушен был Рохан, но дунландскими мечами и ангмарскими арбалетами. А орки… что орки? Такие же, как и все, не хуже и не лучше.
Перьерукие почти добежали до первых шеренг войска Олмера. Почти добежали — и повернули назад. Немногочисленные лучники, что стояли в рядах пешего войска, послали им вслед стрелы. Так, все правильно… стоять на месте, и пусть ломают зубы… но вместо этого внезапно раздалось:
«Вперед!»
«Они что, лишились рассудка? — успел подумать Эодрейд. — Сами лезут в пасть зверю!..»
Поток воинов подхватил его и понес вперед, следом за поспешно отступающими перьерукими…
И тут тронулись крылья. Тареги и тхеремцы склонили копья, готовые к сокрушительному удару накоротке.
Эодрейд не запомнил момента, когда над полем внезапно повис оглушительный рев: «Эарнил, Эарнил!»
Черно-бело-черное знамя трепетало над шлемом знаменосца. Впереди отборного отряда, привстав в стременах, летел Вождь. Следом за Королем-без-Королевства валом валила кхандская конница.
«Ничего странного, — отрешенно подумал Эодрейд. — Все, что мог сделать ты, Олмер, — это бросить в бой свою конницу. Только едва ли теперь это поможет».
Олмер вырвался вперед, заметно опережая своих соратников. Во взнесенной руке Олмера король увидел длинный меч со странным черным клинком, от которого, казалось, катились волны сухого, злого жара.
Тхеремские конники прянули в разные стороны перед Олмером, словно плотва перед щукой.
Сухой жар сменился глубоким, ядовитым холодом. Эодрейд вдруг почувствовал, как на затылке у него зашевелились волосы. Нет, не зря смерть оказалась не властна над Королем-без-Королевства… иными, сверхчеловеческими силами оказался наделен он, хоть и не пускал до сего времени в ход…
Растерянность всадников левого крыла дорого обошлась воинству Божественного Хенны. Кхандцы опрокинули тхеремскую конницу и немного погодя ударили в бок и спину перьеруким.
Вскоре все было кончено. И хотя ятаганы орков вместе с мечами эльдрингов отведали вражьей крови, войско Хенны оказалось скорее рассеянным, чем перебитым. Уцелевшие поспешно отступали на юго-восток, туда, где располагалась ставка Божественного…
Это случилось девятнадцатого февраля.
ФЕВРАЛЬ, 22, ВЕРХОВЬЕ БРОНЗОВОЙ РЕКИ
— Дьюрин! Прям словно и не уходили никуда. — Малыш пыхнул трубочкой.
— Ага, на прежнее место и вернулись, — кивнул Торин.
Эовин молчала. В последнее время она вообще говорила мало. После того как юную роханку поглотила огненная стена, а магия Серого — или Олмера — уберегла Эовин от лютой смерти ее, единственную, — девушку словно подменили. Без единой жалобы она проделала весь путь от Умбара до Бронзовой Реки и потом от Бронзовой до морского прибрежья; без единого слова упрямо лезла вперед, когда небольшое войско Фарнака и Вингетора пробивалось сквозь леса и болота обратно к ставке Божественного.
Война пошла совсем не так, как это мнилось Хенне, еще полтора года назад никому не ведомому вождю небольшого тарегского рода. Нельзя сказать, что он действовал так уж бездарно. Напротив — со своими силами он сделал все, что мог. Но теперь уже было ясно, в чем корень его могущества. И хотя принц Форве тревожно хмурился при виде настоящих человеческих рек, что текли в обход озера Сохот на северо-запад, с боем пробиваясь через заставы Скиллудра, все понимали, что дело сейчас совершенно не в Хенне.
Собственно, о нем теперь почти и не говорили. Все знали — суть не в том, чтобы разбить его войска или взять штурмом крепости. Дело только в Адаманте. В нем одном.
— Мастер Холбутла! — Эовин осторожно присела рядом с хоббитом.
— Слушай, когда ты перестанешь называть меня «мастером»! Уж сколько раз говорено…
— Тот, кто умеет делать что-то очень хорошо, — для меня мастер! — непреклонно отрезала девушка. — Мастер Холбутла… что-то я совсем запуталась. Мы воюем и воюем… за что? За этот сказочный Адамант? Но это… как-то до того пусто…
— Пусто? Верно. — Хоббит кивнул. — Ты права, Эовин. Пусто. Пусто, как и на любой из этих бессмысленных войн, которые есть никакое не геройство, а только кровь, грязь, страдание, смерть — и бесконечная усталость. — Он потер красные от недосыпа глаза: прошлой ночью тареги опять устроили налет на тылы войска… бой длился почти до утра. — Десять лет назад, когда мы дрались с Олмером, угроза была именно в его армиях, в его полках, в брошенных им на Запад народах… мы дрались с ними, и в этих сражениях каждое было решающим. А теперь — нет. Опасен не Хенна — хотя он, конечно же, тоже, — опасен Адамант. Вот он-то как раз и опаснее всех колец и олмеров, вместе взятых. Понимаешь?
— А если бы… если бы Адамант попал к Олмеру? Тогда, десять лет назад?
Фолко пожал плечами.
— Что гадать. Ты помнишь его слова, что в Средиземье у него нет врагов?
Он, конечно, не жаловал эльфов… да и Гондор не шибко любил. Но Кольцо помогало его натиску… а Адамант… наверное, тогда он пошел бы еще дальше… и мучился бы не меньше. Потому что такому человеку всегда не по нраву, если его куда-то ведут…
— А что произошло бы, окажись Хенна… таким же, как Олмер?
— Да ничего бы не произошло. Наверное, получше бы распорядился своими перьерукими… а не гнал на убой. Хотел бы я все-таки знать, откуда они взялись. Что-то не слишком я верю, что он собрал такое воинство в Южных Пределах…
— А огненная стена? — перебила его Эовин.
— Почему Хенна не пустит ее в ход против нас? Ему пока еще нужен Харад… Он все-таки надеется здесь закрепиться…
События показали, что Фолко ошибался. И притом очень сильно.
* * *
В тот день, когда войско тхеремцев, тарегов и перьеруких было рассеяно Олмером и остатки его в беспорядке бежали, Санделло нанес свой удар. Ему противостояли только харадримы, и за свою столицу они сражались куда лучше, чем за какой-то там Умбар.
Однако осажденные и, казалось бы, накрепко запертые в стенах Хриссаады воины Олмера отнюдь не собирались тихо отсиживаться за крепкими бастионами вплоть до Второй Музыки Айнур. С темных ночных небес прямо к ногам Санделло рухнула, сложив крылья, маленькая летучая ящерка-улаг; в деревянной трубке таилось короткое письмо Вождя. Горбун молча перечел послание, покивал головой — и, подхватив свой странный кривой меч с девятью кольцами вдоль обуха, скомандовал коротко и негромко:
— Поднимаемся и пошли.
Они атаковали в полночь, когда унылая зимняя луна освещала испятнанные пожарами кварталы тхеремской столицы. Внезапно распахнулись городские ворота, а со стен вниз полетели десятки, сотни веревок и веревочных лестниц. Санделло атаковал не в сомкнутом строю, а в рассыпном, и каждый сражался как бы сам по себе…
