Он видел Море — великое, угрюмое, вечное в своей свирепой мощи, охраняющее подступы к прекрасным странам Прямого Пути; его взгляд отыскал среди вечно катящихся валов серую пелену тумана, перечеркнувшую простор; зыбкой и непрочной казалась она, однако Фолко сразу же понял, что эту призрачную преграду не одолеть и крепчайшим таранам — перед ней оказался бы бессилен даже Гронд, Молот Подземного Мира, ибо это была Черта, Пелост по-эльфийски, еще именуемая Рамандуне, Стена Заката. С севера на юг протянулась она, появляясь из затянувшей полуденный горизонт дымки и исчезая в сумраке полуночи; и от нее начинался Прямой Путь. Взгляд хоббита миновал Черту, и вот, как в давнишнем его видении еще по дороге через Арнор, он увидел белую полосу прибоя и гладкие черные стены исполинских гор и понял, что странствие его мысли привело его даже за Тол Эрессею, к берегам Благословенной Земли. Он видел тонкие, казавшиеся сотканными из света, перевитые хрустальными нитями башни Тириона, пролетел над гигантской аркой Алквалонде в гавани Телери; грозные бастионы, воздвигнутые еще в дни бегства Моргота и отправления Двух Деревьев, остались позади; узкая долина кончалась, незримая тропа вывела его на обширную сияющую равнину, и долго после этого казалось ему, что он никогда не увидит ничего более прекрасного; и яркость красок, и чистота небес, и благоухание лугов были неописуемы и невыразимы, и сладкое, неведомое чувство овладело им при виде навсегда потерянного для Смертных Заокраинного Запада. Звуки чудесной музыки, в которой, казалось, сливалась и разворачивалась вся история этого мира с его радостями и горестями, донеслись до его слуха; и согласное пение многих чистых голосов, и золотое сияние, разлитое над Валмаром, и смутные фигуры, прекрасные, но неразличимые в деталях, открылись его внутреннему взгляду; и он воззвал к Олорину, умоляя простить его за несдержанные слова во время их последней встречи, ибо Майар показал хоббиту, во имя чего совершается их поход; красота нуждалась в защите, и сознание того, что этот прекрасный мир сейчас вновь, как и три века назад, зависит от упорства хоббита и его друзей, давало новые силы…
Так продолжалось каждую ночь, пока силы Фолко не восстановились. Олорин на миг появился перед ним в его видениях, простившись с хоббитом на краткое время; но прекрасные сны теперь не оставляли Фолко, и способность вызывать их по собственному желанию осталась с ним навсегда.
Тем временем отряд постепенно приближался к горам. Они шли по самой границе леса и степи, и на пятнадцатый день пути, когда по утрам с севера ощутимо тянуло холодом, им повстречался кочевой истерлингский род.
Точно из-под земли появились перед ними многочисленные всадники, направляющие бег своих сотрясающих землю табунов. По девять косичек было заплетено у каждого наездника; коричневыми и красными узорами была покрыта их просторная одежда, удобная для бешеной скачки и для лихой рубки.
Истерлинги приветствовали Отона и его дружину; и старейшины рода долго говорили с предводителем отряда Вождя.
Вечером истерлингский род на славу угостил союзников; многие с удивлением разглядывали гномов, а особенно — хоббита; однако ни один не позволил себе нескромных вопросов. И дружинники Отона узнали о новом деянии Вождя…
Истерлингские племена и союзы далеко не все и не сразу приняли сторону Короля-без-Королевства. Многие роды, особенно из богатых и многочисленных, не желали подчиняться кому бы то ни было и ни под каким видом не хотели примкнуть к Делу Эарнила. И возглавил их славный род, обитавший неподалеку от Мордорских Стен, род, основанный Хамулом, Черным Истерлингом, который был в особенном почете у Властелина Барад-Дура.
Память хоббита тотчас вернула его к страницам Красной Книги. Хамул!
Грозное имя, когда-то наводившее страх на всю Степь, имя могучего предводителя непобедимой степной конницы, ставшего затем одним из кошмарной Девятки, Призраком Кольца, ужасным Улаири, охотившимся за Фродо и сгинувшим в пламени Роковой Горы после Падения Гортаура! Так вот чьи потомки неожиданно стали на пути Олмера. Прихотливы пути судьбы… Род Хамула не смирился с утратой власти и дерзко бросил вызов Олмеру, преградив ему путь на восток, к землям верных ему хазгов. Однако тот со своим небольшим отрядом сумел проложить дорогу к холму, на котором и отбивался весь день до вечера, когда подоспели несколько истерлингских племен, державших его руку. В беспорядочной ночной схватке род Хамула, потеряв много лучших бойцов, был оттеснен, а наутро его вожди увидели перед собой многократно превосходившие силы Олмера — подтянувшихся хазгов, истерлингов, отряды обитателей Мордорских Стен (о них хоббит услышал впервые); но безумные отвергли предложенный мир и начали безнадежный, заведомо обреченный на поражение бой, в котором были разбиты. Однако Вождь милостиво обошелся с посягнувшими на него: пленный Блав, вождь рода Хамула, был отпущен с богатыми подарками, раненые получили помощь, воинам мятежного рода даже сохранили оружие… Вся Степь славит мудрость и великодушие Вождя; отовсюду приходят вести о новых и новых послах к нему, объявляющих о новых присоединившихся к нему коленах.
А Вождь не ждет, он уже скачет дальше — на восток через земли хазгов; да сопутствует ему удача во всех его трудах и начинаниях!
Так говорили истерлинги; и у дружинников Отона горели глаза, когда они слушали эти рассказы, а гномам и хоббиту приходилось изо всех сил притворяться обрадованными; Фолко терзался жестоким разочарованием: как было бы хорошо, если бы шальная стрела какого-нибудь наездника из рода Хамула нашла дорожку в доспехах Вождя. Однако в глубине сознания по-прежнему холодным камнем покоилось невесть откуда пришедшее, но прочное и неослабевающее убеждение, что Судьба вручила ключи от жизни Вождя именно их тройке.
На следующий день Огон распрощался с кочевниками. Дружина, ободренная, как после хорошего отдыха, с песнями тронулась в путь; и лежал он, как узнал Фолко, прямо через заставы хеггов к владениям Ночной Хозяйки.
Миновала еще неделя. Осень вступила в свои права, хотя здесь, в Дор-Феафароте, пока еще держалось приходящее с юга тепло. Над головами тянулись на полудень птичьи стаи; желтизна постепенно овладевала древесными кронами.
— Гляди лучше, — наставлял хоббита сам Отон, когда ему пришла очередь стоять ночную стражу. — Лес эльфов — под боком, всякое может быть…
Задремлешь — сам знаешь, что будет.
Для выразительности он показал хоббиту свой увесистый кистень.
— А что — нападают? — как можно более небрежно осведомился хоббит, соединив в голосе почтение к командиру, презрение к этим неведомым врагам-эльфам и уверенность в собственных силах.
— Случается, — кивнул Отон. — Не вздумай поднимать забрало! Эти бессмертные бьют ночью за сто шагов, целясь по блеску луны в глазах!
Ладно, в полночь приду проверю, а в два пополуночи тебя сменят. Не робей, половинчик!
Отон растворился во мраке; Фолко остался один. Конечно, это было не совсем так — друзья-гномы, как обычно, находились поблизости. Однако погибать от стрелы союзника, принявшего тебя за врага, — ничего нелепее не придумаешь, и гномы тут не помогут!
