Скудной выдалась эта тризна. Все угощение – из запасов. Где свежатинки-то взять? И хотя и петь начинали, и даже пляску заводили – не таким все было как должно, натужно получалось. Дорогонько куплена победа, треть воинов в поле осталась; ежели такую цену за диатритов платить, так никаких людей не хватит. Веселились поначалу только несколько молодых воинов, ошалевших от первого боя и первой победы – а главным образом от того, что назад живыми вернулись. Но и они потом поутихли, пригорюнились – нельзя ж веселиться, когда все вокруг мрачные сидят, словно в селении черный мор.
И как-то само собой вышло, что не тризна получается у детей Лара – а всеобщая сходка, сбор всего селения. И, значит, должен Бойша перед людьми ответ держать – как дальше-то жить станем?
Хотя и так уже всем, даже самому последнему тугодуму понятно – плохи дела, хуже некуда. Второй раз диатриты в ловушку не попадутся, а в чистом поле с ними справиться вообще никак не возможно.
Тишина сама собой воцарилась на тризне. Даже Матхи, ревнитель обычаев, не стал ничего говорить – мол, не сходка здесь, не о том речь повели. Промолчал слепой шаман, сидел, голову опустив – и Таши заметил недовольный взгляд Ромара. Тоже правильно – когда плохи у рода дела, когда враг на пороге – кому же, как не шаману людей ободрять! А коли сидит колдун с опущенной головой – то даже младенцу ясно: не отвести беду. Эдак и духом пасть можно. А тогда – какие из родичей воины?
И, предвидя всеобщее уныние, первым вышел в круг Ромар. Искалеченный рузархом, изглоданный жизнью, перекошенный на один бок – сейчас он казался прямым и стройным. Глаза смотрели в упор, и под их пристальным взглядом сами собой начинали отступать отчаяние и тоска – «Справимся, не можем не справиться!» – и выпрямлялись согбенные спины, сжимались кулаки, возвращалась решимость.
– О чем печаль, родичи? Бойша с победой вернулся! Немало диатритов побито за три дня! Значит, можно с ними сражаться, можно и бить. Или кто думает, что не побьем? И не таких бивали! – всем почудилось, что рубанул при этом колдун воздух отсутствующей рукой – да так, что воздух застонал, как бывает, если зажат в ладони меч.
Ясно, что в таком деле колдуну никто возражать не думал, и Ромар продолжал, пытаясь хоть как-то приободрить павших духом:
– Непривычно драться с диатримами, тяжело, но можно. А как привыкнем, научимся этому делу, то будем походя бить. Жаль, маловато времени отпущено нам на учебу, но да уж сколько есть. Одно чужинское полчище разбито. И второму того же не миновать!..
– Эк вы, мужики просто судите! – ощерилась Крага, – а вот что мы есть будем? И без того с этой войной все работы на женщин свалили. Эдак мы быстро припас потравим, а дальше что? День вас не покормить, два… а там вы и копий таскать не сможете!
Бойша недовольно поморщился: некстати вылезла старая! Пользуется, что здесь не совет набольших. Никак не смирится злая старуха, что Унику из ее воли вывели – но говорит верно, от ее правды не отвернешься. Гурты погибли. Хлеба и так уродилось немного из-за засухи. Великая обсохла. Рыбы не стало. Охотиться чужинцы не дадут, а ведь сейчас самая пора осенних облав. Всем понятно – зиму пережить сумеем, только если с диатритами покончим. А вот покончишь ли с ними, или же они с тобой покончат? Но все же слово сказано и ответить надо.
– Твоя правда, мать, – ровным голосом произнес Бойша. – Ныне это всякому ясно – или сломаем мы чужинцам хребет, прогоним обратно в пустыни – или самим придется уходить с родных земель.
Тишина пала на круг. Та тишина, что страшнее крика: Как так уходить?!
Куда уходить?..
Но оказалось, что у Бойши на все уже готовы ответы. Впрочем, на то он и вождь, чтобы заранее отвечать на незаданные вопросы.
– Ко всему надо быть готовыми, – с напором повторил он. – Род должен жить, а где – не так важно. Поймет и простит нас великий Лар. Уходить нам есть куда. За Белоструйную пойдем, куда подались сыновья тура. Одно наше селение там есть, значит, и еще будут. Там засуха не такая страшная – прокормиться сумеем. Переждем лихие времена, а потом обратно вернемся. Не бывает вечных засух, – Матхи кивнул головой в знак согласия. – И эта тоже пройдет. Но первее всего – чужинцев разбить. Если они к Белоструйной за нами пойдут – покоя не будет. Вот о чем думать надо! У кого мысль дельная есть, как врагу досадить – говорите!
Бойша сел. Пусть теперь другие скажут – как с врагом управляться?
Глядишь, все вместе и придумают что…
– А чего тут думать, – проворчал Мугон. – Первых чужинцев мы на крутояре ночью взяли. И других взять точно так же! Выследить, где они лагерем стали – и ударить! Так, чтобы и маму свою чужинскую навсегда забыли.
Родичи отозвались многоголосым гудом. Правильно сказал Мугон, верные слова нашел. Как иначе с диатримами справиться? Не в чистом же поле, при свете дня!..
– Еще бы засады устроить… – подал голос кто-то из Свиоловых сыновей. – На деревьях засесть, сверху чужинцев бить. Там и башка птичья близко, и карлик сверху не прикрыт…
– Станут они тебя под деревьями дожидаться! – оспорил говорившего Макос. – С карликами воевать – это не тигра на козленка приманивать. Да и где ты у нас в округе столько деревьев найдешь? Чужинцы, по зарослям неохотно шастают…
Курош и сам уже видел, что глупость сказанул. Вон и люди смеются – полез землепашец с охотником спорить, как дичь ловчей бить!
Судили, рядили, спорили. Бойша не препятствовал. Понимал – нужно роду выговориться. При таких делах невысказанное слово горькой обидой становится.
Долго гудел народ. Препирались мало не дотемна, пока не погнал вождь людей за водой.
Ушли, растворились в полумраке. Таши нес на плече здоровенную долбленку. Тяжело, но зато воды много влезет. В селении каждая капля на счету. Вместе с Таши шло еще десятка три воинов; такой поход теперь – дело для настоящих мужчин. Колдуны сказали, что в округе шастает немало карликов. Ловить их по кустам до самого утра можно. Правда и они на десяток вооруженных человек не попрут. А ежели увидят безоружных, да еще и женщин – запросто порезать могут. Так что теперь каждый шаг за городьбу – под охраной.
Оскальзываясь на оголившемся дне люди спустились к ручейку, что покуда струился меж мертвых берегов. И здесь их ждал новый удар. И прежде вода была нечистой, застоявшейся в лужах и омутах, но теперь неширокая полоска воды столь явно смердела гниющей тухлятиной, что люди невольно попятились, зажимая носы. Пить это было нельзя, никакой уголь не поможет.
Замерли в оцепенении. Как же так? Вчера еще была вода! Пусть грязная, но не такой же яд!
– А не карлики ли это нам подстроили? – еле слышно процедил сквозь зубы Мугон. – Ну-ка, пройдемся на шаг повыше, посмотрим, что там приключилось.
Идти пришлось не то чтобы очень долго, но в темноте дорога показалась бесконечной. Ручеек лениво извивался по бывшему речному дну, распадался на отдельные струйки, разливался лужами и озерками. Местами путникам грозили ямы, наполненные стоячей водой… Не лучшее место для ночного похода – оголившееся речное дно.
