— Не знаю. Но неужели у вас нет другого способа хорошо зарабатывать?
— Как тебе сказать… Пожалуй, что и нет, — согласился сосед. — А ты опять с проповедью?
— Нет, я пришел вам помешать.
Сосед в ответ только фыркнул. Помешать ему было уже невозможно. В ту секунду, когда известный олигарх примет у ведущего ручку и станет на виду у зала заполнять чек, тот, кого называли Скунсом, нажмет на крохотные контакты в кармане, и ручка выплюнет струйку газа, химическую формулу которого знают очень немногие, да и те его называют Б-118. Газ этот оказывает мгновенное парализующее сердце действие. Поэтому со сцены магната должны унести уже остывающим.
Порывшись в душе соседа, Савва узнал и это. И стал немедленно на душу воздействовать.
«А действительно, неужели нет другого способа заработать деньги?» — неожиданно задал самому себе вопрос Скунс. И, ощутив тяжелую усталость, прикрыл глаза.
«Что мне тут делать? Зачем я здесь сижу? — всплывали в его голове вялые вопросы. — А, вспомнил. Я здесь сижу, чтобы покончить со злодеем. Но не лучше ли его превратить в делателя добра?».
— Пожалуй, ты прав, — сказал он сквозь дрему Савве. — Поработай с ним лучше ты.
Беневоленский сидел в отдельной ложе с левой стороны от сцены. Савва нашел его и начал с ним работать. Где-то здесь находился еще один носитель опасности, но Савва не мог понять толком, где. Поэтому решил пока сосредоточить свои отчего-то опять быстро уходящие силы на Беневоленском.
Пробиться слабеющей энергии Саввы в душу Георгия Ивановича было трудно. Со всех сторон там, словно крепостные стены, стояли преграды. Но что-то, видимо, удалось, потому что и магнат неожиданно задал самому себе вопрос, которым интересовались многие. Вопрос был тривиален, как, впрочем, и ответы на него. Зачем человеку деньги? Для власти? Для любви? Чтобы наесть живот? Чтобы взять их с собой в могилу? Настоящей власти, настоящей любви, здоровья, счастья у него нет и, скорей всего, не будет. Зачем же ему тогда их столько? Неужели только для того, чтобы чувствовать себя уверенней? Всего-то навсего. И ради этого он идет по костям уже несколько лет!
Ведущий продолжал говорить свою заученную речь, скоро он под овации должен будет поднять Беневоленского, а тот все продолжал задавать себе вопросы и сам на них отвечать.
Что-то он делал постоянно не так.
Во-первых, надо быстрее решать насчет мальчика. Он возьмет его к себе и станет воспитывать не как проститутку, а как собственного сына. Возможно, надо будет его полечить у хороших специалистов. Это, говорят, делается.
Во-вторых, конечно, отдать Ксении то, что она просит, — московскую квартиру. И только после этого пусть она сама думает, быть с ним или не быть.
Тут-то его и озарила третья, главная, мысль. Нет, он не станет в сто первый раз обирать доверчивых людей, которые пришли в этот зал. Наоборот. Он сам завещает новому фонду все свое имущество. Вот что он сейчас сделает. На глазах у всех. Под направленными на него телевизионными камерами. Как Альфред Нобель. Тот разбогател на взрывчатке, но завещал использовать все свои деньги в мирных целях. Это будет первый моральный пример. Так сказать, попытка искупления всех прежних грехов. Причем делать это надо немедленно.
Георгий Иванович вырвал листок из блокнота и, торопясь, но стараясь писать разборчиво, начертал:
«Я, Беневоленский Георгий Иванович, находясь в здравом уме, в присутствии собравшихся в зале учредителей фонда „Обеспеченная старость“, без принуждения, добровольно завещаю указанному фонду все свое движимое и недвижимое имущество, находящееся в России и за ее пределами».
Пусть хотя бы это завещание будет его настоящим взносом.
Он ставил свою длинную красивую подпись в тот момент, когда ведущий повернулся в его сторону и пригласил на сцену. Как и было намечено, Беневоленский шел под аплодисменты, записанные заранее в другом месте. Но и в зале тоже ему аплодировали.
* * *
Действие нескольких глотков коньяка заканчивалось, и силы быстро исчезали из тела Саввы. Ему удалось довести до конца воздействие на Беневоленского, но где-то недалеко был еще один человек, который тоже готовил страшное. Савва попробовал поискать его, но уже не смог сосредоточиться и, закрыв глаза, повис в кресле. Мир опять от него уплывал.
Беневоленский остановился посреди сцены перед микрофоном и кроме запланированного чека на десять тысяч долларов развернул завещание. Он читал громко, четко, так, что каждый в зале услышал весь текст. Когда он кончил, на несколько мгновений стало очень тихо.
Борис Бельды, который сидел в ложе напротив, с другой стороны зала, услышав первые фразы, понял все. Этот педик опять его обошел. Да еще как! Его же, Борькиными стараниями. Сейчас сработает в соответствии с заказом курок, и Гарьки не станет. После этого отсуживай у фонда свою долю, которая записана цифрами с большими нолями. Вот ведь раздолбай! Это же надо было так проколоться! Разве что ему, Борису Бельды, сейчас выбежать на сцену и крикнуть залу, а заодно и Гарьке:
— Стойте! Готовят убийство!
Беневоленский дочитал свою бумагу, и теперь уже звучали настоящие аплодисменты. Он кивнул и пошел по сцене к своему месту. Никем не убитый.
«Слава Богу, у курка что-то не сработало. Или он сам дотумкал, что нельзя сейчас убивать этого гада!» — И Борис Бельды почувствовал, что стало легче дышать.
В этот момент все, сидящие в первых рядах, увидели на голове Георгия Ивановича в районе левого виска движущуюся вместе с ним красную точку.
— Ё-мое! — успел произнести, вырвавшись из странной дремы, Саввин сосед.
И весь зал услышал даже не возглас, а вопль Андрея Кирилловича:
— Ложись!
— Падай! — выкрикнул и тот, которого называли Скунсом.
Но Беневоленский, быть может, впервые почувствовавший себя счастливым, продолжал идти по сцене, не догадываясь о смысле истошных криков.
В следующее мгновение пространство зала разорвал одиночный выстрел.
* * *
Секе были но фигу все эти речи. Он сюда пришел не для того, чтобы их слушать. Поэтому, когда ведущий со знакомым по фильмам лицом вытащил на сцену Беневоленского, Сека слушать его не стал, а навел свой лазерный прицел на голову мишени. Было смешно смотреть, как человек-мишень сидел с красной точкой на затылке и ни о чем таком не догадывался. Однако время уходило, а мишень бездействовала.
Сначала Сека собрался все равно выстрелить. Но потом передумал — ведь, судя по всему, главной-то целью был Беневоленский. А он уже положил свою бумажку на стол и удалялся восвояси. Здоровый и не убитый. Наверное, что-то там у мишени не задалось. Или динамо крутит. Но если он, Сека, сейчас выполнит первое задание, хотя и не свое, чужое, то заплатят ему не меньше, а больше.
Сека быстро перевел карабин на идущего по сцене Беневоленского и нажал на курок.
