— Открываем, — предупредил обитателей камеры охранник.
Дверь лязгнула и распахнулась.
В камере царил редкий кавардак. Все, что могло быть перевернуто или сброшено вниз, валялось на полу: одежда, раздавленные пачки сигарет, рассыпанные спички, какой-то немыслимый хлам.
Зэки представляли из себя зрелище даже живописное: все в разорванной одежде, окровавленные, перепачканные в чем-то. Но был явный перебор: они больше походили на героев немой кинокомедии. Знающему человеку сразу становилось ясно, что это всего лишь инсценировка.
— Ну? — обратился главный охранник к Ржавому. — Говори, что произошло?
— Так вот, гражданин начальник, — картинно развел руками вор. — Какой-то ненормальный попался, с головой у него, видать, неладно. Еще с вечера хныкать начал, мать родную все поминал, томил нас всех, мол, стыдно ему воровать. Всю ночь проплакал, утром сидел смурной, а тут я смотрю: петлю вьет. Ну мы навалились на него, стали отымать. Да куда там! Откуда только сила взялась!
— Во! — крикнул один из зэков. — Меня укусил, собака!
— Всех пораскидал! А смотреть не на что! Соплей перешибешь! А молодой-то! — хором заговорили сокамерники.
— Молодые-то, они в петлю и лезут, жизни цены не знают! — резюмировал Ржавый.
— Так где он? — нетерпеливо спросила врачиха, протискиваясь вперед вместе со своим саквояжем.
— Вот он.
Зэки расступились, и Савва вздрогнул всем телом: перед ним на нижних нарах, уткнувшись лицом в доски, лежал Петр.
— Недавно поступивший Певцов, — вполголоса объяснил начальнику охраны дежурный по этажу. — Наркота. Ломки начались, вот и не выдержал. Я насчет него еще вчера начальство предупреждал.
— Все ясно, — спокойно сказал начальник охраны.
Савва, рискуя быть замеченным, медленно двинулся вперед. Он отчетливо узнавал ту самую рубашку, которую действительно много раз видел на Петруше. Но только рубашку. Нет, тут что-то не то! Не мог Петр сам затянуть на себе петлю, и зачем бы ему это делать! И вообще, что-то странное было в повороте спины, так люди не лежат, если только… если только им не свернули шею.
Савва подошел еще ближе и посмотрел внимательно. Дай вообще…
В этот миг тело перевернули, и дежурный по этажу разразился заковыристой матерной тирадой.
На нарах был не Петр Певцов.
Более того, Петр в чужой грязной рубахе стоял у дальней стены, зажав в зубах «беломорину», и выглядел как молодой, но хорошо начавший зэк.
* * *
Когда тело унесли и охрана вместе с не понадобившейся врачихой удалилась, Савва расслабился, и Ржавый сразу сказал:
— Теперь я тебя, Савва, вижу. А так все думал, вроде бы ты вошел, а вдруг — нет.
— Долго я воздействовать не могу, да теперь и не нужно, раз все свои.
— Ага, теперь только свои остались, — подтвердил Ржавый.
— Савва Тимофеевич! Господи, откуда? — изумленно воскликнул Петр, и все остальные зэки тоже уставились на Савву с удивлением. Такое, чтобы человек пришел добровольно с воли да в тюремную камеру, а охрана при этом на него смотрела как на стенку, увидишь не часто.
— Ишь ты! — усмехаясь, сказал Ржавый. — Смотри, какой важный стал, Савва Тимофеевич! Век воли не видать!
— Да разве ж я изменился? — улыбнулся Савва. — Только до-честному?
— Если по-честному, то не очень, — ответил Ржавый. — Ну сказывай, чего пожаловал? Из-за этого, что ли, деятеля? — Он кивнул в сторону Петра.
— Ради него.
— Я так и думал. Ты присядь, времени у нас с тобой много — до самого ужина, давай потолкуем. Сколько уж с тобой не виделись! А ты, парень, — обратился Ржавый к Петру, — пока в сторонке посиди.
Петр послушно отошел и сел в самый угол.
— Ну как дела твои, Саввушка? Своих-то нашел?
— Нет, — покачал головой тот. — Нет, не нашел.
— И так ничего и не вспомнил?
— Да вспоминаю иногда, как вспышка, в мозгу возникает вдруг мимолетная картина. Особенно если случайно набреду на то место, где уже бывал. Так ведь его ж еще найти надо. Но одно, кажется, я точно установил: я питерский. Я ведь, Василь Палыч, много где побывал, до Владивостока доехал, а уж европейскую часть исколесил вдоль и поперек. Сначала в Москве мне стали попадаться такие места, где вдруг что-то вспоминалось. Мавзолей увидел и вспомнил, как летом с матерью и отцом стояли туда в очереди и я… лужу напустил. Отец и мать словно в тумане, а про лужу — все в подробности.
— Пацанятами-то мы все себя помним, — отозвался Ржавый.
— А уж когда попал в Питер — здесь все знакомое. Я даже нашел дом и, кажется, квартиру, где жил когда-то, но уже взрослым. Но ни разу мне не попалось ничего, что я помнил бы ребенком.
— Значит, ты приехал в Питер учиться, все понятно, — заметил Ржавый.
— Да, я тоже об этом думал, — кивнул Савва. — Надо бы действительно обойти институты, техникумы.
— Какие там техникумы? Ты сразу в университет иди, — присоветовал вор в законе. — У тебя же не голова, а Дом Советов. Тебя про что ни спросишь, все ты знаешь, а не знаешь, так сообразишь. Какие там техникумы, это ж курам на смех!
— Ну, может быть, вы и правы, Василь Палыч. Пойду в университет, вот только выясню, что тут с Петром.
— А чего выяснять? — пожал плечами Ржавый. — Тут все ясно как Божий день.
Он вынул из кармана пачку «Примы» и закурил.
— Тебе не предлагаю, знаю, что не куришь. Так вот, перебежал кому-то дорожку твой Певец. Он, кстати, тебе кем приходится?
— Родственником, — ответил Савва. — Я тут родней начал обзаводиться.
— Женился, что ли? — не поверил своим ушам Ржавый.
— Не, жениться мне нельзя. Мне иногда снится молодая женщина, как зовут, вспомнить не могу, но знаю, что вроде бы жена. Я просто обзавожусь родными людьми. Такими вот вроде вас. Вы же мне тоже родной.
Ржавый закашлялся, чтобы скрыть смущение, а потом строго спросил:
— Ну понял, родня. Значит, он один из них?
— Получается, что так.
— Ох, Господи, хорошо, что я грех на душу не взял, — кивнул Ржавый и затянулся. — Расклад-то, значит, вот какой получается. Приводят к нам сюда этого молодца, он рассказывает, как его подставили и с поличным взяли. У нас тут вся камера животы надрывала. Ладно. А потом приходит с воли малява, мол, неплохо было бы, чтобы этот Петенька Певцов ручки на себя наложил. Совесть бы его вроде замучила или что другое. Ну, в крайнем случае, набросился бы на кого-то в камере, а тот его в порядке самообороны и того… Подписано было грамотно, но меня что-то сомнение взяло. Дай, думаю, денек подожду, посмотрю, что будет.
— Ваша интуиция вас, как всегда, не подвела, Василь Палыч, — улыбнулся Савва.
