И вообще все будет хорошо — и в школе все встанет на свои места, потому что учителя их гимназии просто так не сдадутся.
Даша дошла до садика и села на спинку скамейки (садиться на сиденье было опасно для жизни). В Дальнем конце садика промелькнула золотистая молния, и через секунду в воздух взлетела стая голубей. Семка, как всегда, развивал бурную деятельность.
«Как все-таки хорошо», — подумала Даша и улыбнулась.
В поисках родного дома
Родной дом есть у каждого человека. Квартира ли, комната в коммуналке, изба, юрта, снежный дом эскимоса — неважно. Но он всегда есть, как логово у зверя. Значит, был он и у Саввы. Но как найти его?
Савва уже несколько раз прошел но тому району, который показался самым знакомым. Но ничего, решительно ничего не вызвало воспоминаний.
Савва дошел до метро и сел на скамейку. Она располагалась прямо у очередного книжного развала. Савва никогда перед ними не останавливался, ибо яркие обложки с изображенными на них пистолетами, ножами, отрезанными головами и прочим вызывали у него сильнейшее головокружение, которое могло закончиться обмороком. Поэтому он старался впитывать скудные лучи осеннего солнца, по возможности не глядя на блестящие обложки, на которых преобладал красный цвет, что, в сущности, и неудивительно. Но внезапно боковым зрением Савва заметил книгу, по его собственному выражению, «выпрыгнувшую на него». Называлась она «Хазарский словарь», хотя словарем не являлась. Кроме того, она издавала слабое голубоватое свечение.
Савва читал редко. Большинство книг казались ему лишь страницами, заполненными типографскими значками. Никакого другого смысла они не несли. Вернее, смысла было не больше, чем в картинах художников, продававших свои произведения в местах скопления туристов. Они испускали такое же грязно-желтое тусклое свечение, как и все, что сработано без любви, ради одних лишь денег. Эта книга была другой.
Савва поднялся со скамейки, взял книжку в руки и открыл на первой попавшейся странице. Рассказывалось о том, как кто-то слепил искусственного человека и назвал его Петкутин. Дальше Савва не стал читать, а, положив книгу на место, снова опустился на скамейку.
Может быть, и он сам тоже человек без прошлого, каким-то чудом возникший из небытия среди глухой тайги. Материя лишь сгусток энергии. Он-то знает это лучше многих.
«Нет, — Савва даже махнул рукой, — это фантастика и полная ерунда». Разумеется, он родился самым обычным образом у самой обычной женщины. А потом была тяжелая травма головы. И все. Просто и прозаично. В результате он забыл все, что происходило раньше, но зато научился видеть то, о чем даже не подозревал прежде. Или этому научил его Учитель? Савва снова вспомнил склонившееся над ним старое лицо, которое он увидел, когда сознание вернулось. Этот человек заменил ему отца и мать, друзей и родных, тем более что Савва их не помнил. Он и назвал его. Савва вспомнил глуховатый надтреснутый голос: «Тебя зовут Савва».
«И нарек Он его Адам…» — почему-то вспомнилось из совсем другой книги, которую он читал в камере предварительного заключения. Это была первая книга, которую он прочел с тех пор, как вновь родился. У старика в его таежном жилище книг не было.
Это случилось, когда Савва сидел в камере предварительного заключения в городе, куда попал, выйдя из тайги. Сюда, в душную камеру, где находилось больше двадцати заключенных, пришел человек с прозрачными голубыми глазами и долго убеждал всех в том, что за каждым их деянием с неба следит грозный Бог, не прощающий ни малейшего проступка. Сокамерники оказались глухи к этой проповеди: кто не слушал, кто задавал издевательские вопросы, кто нарочито похрапывал. Проповедника не восприняли всерьез. И только Савва спросил тогда:
— Значит, если кто-то раз оступился, его надо ненавидеть?
— Покайтесь, пока не поздно, — сказал прозрачноглазый. — Иначе не спасетесь. Лишь малая толика людей будет спасена, остальные погибнут в геенне огненной.
— По мне, так лучше со всеми, — проворчал детина, покрытый татуировками, как персидский ковер узорами. Это был вор в законе по кличке Ржавый, хозяин их камеры. — Не уважаю, когда откалываются от коллектива.
— Как же быть? — поинтересовался Савва. — Получается, если мы нагрешили — а безгрешен кто? — то уж пути назад все равно нет. Какой же смысл каяться?
— Надежда есть всегда! — воскликнул проповедник. — Бог суров, но и милостив! Если вы сойдете с тернистого пути греха и посвятите остаток жизни раскаянию, если будете ежеминутно думать о карах, которые ждут вас за гробом…
— Ты чего, одупел? — спросил все тот же детина. — Хорошая жисть — каждую минуту думай, как тебя потом припекут. Век свободы не видать. Это, по-нашему, донимай — пока на воле ходишь, все время думай, как тебя будут на зоне трахать. На хрена такая свобода! Не-е, парень, — махнул он на проповедника, — чего-то ты не то заливаешь. К нам на зону батюшка приходил, он как-то иначе все это ваше хозяйство представлял.
— Заблуждаются те, — снова начал проповедник, — кто думает, что простым раскаянием можно заслужить спасения. Горстка людей спасется…
— А шел бы ты вместе со своей горсткой! — Ржавый, который все это время лежал, вдруг принял сидячее положение на нарах с явным намерением спуститься вниз.
Несмотря на то, что сам проповедник, без сомнения, принадлежал к той самой соли земли, которая непременно обретет спасение на том свете, в текущей жизни ему все-таки не очень улыбалось попасть в лапы татуированного грешника, и он поспешно ретировался, положив на край нар синюю книжицу с золотым крестом на обложке.
— В этой книге вы найдете все ответы, — промямлил он.
— Ладно, давай рви когти отселя! — прорычал татуированный, человек в глубине души добродушный, даже добрый, что он тщательно скрывал, ибо это качество не слишком вязалось с его общественным положением.
Когда проповедник исчез, а вертухай закрыл железную дверь, Ржавый взял книгу, полистал ее и положил обратно на нары.
— Кто тут грамотный, можете читать, — разрешил он.
Охота покрутить книжицу возникла у многих, некоторые даже полистали, почитали кое-что, но в конце концов бросили. Савва взял ее и, раскрыв на одной из страниц, прочел:
«И сказал Он Лазарю: „Встань и иди“».
Все поплыло перед глазами у Саввы. Эта книга называлась «Евангелие», и в ней действительно было много ответов на многие вопросы. Когда Савву переводили в другую камеру, Ржавый, к тому времени успевший искренне полюбить его, любезно разрешил забрать книгу с собой:
— Ты, Саввушка, сам такой же исусик, тебе это в самый раз, а мы уж как-нибудь вашими молитвами…
Это тюремное Евангелие Савва до сих пор носил с собой во внутреннем кармане куртки.
Его очень поддержала тогда эта книга. И когда Савва ушел на свободу, он даже пытался отыскать того проповедника, который приходил к ним в камеру. Он пошел в ближайший храм, но батюшка только покачал головой, выслушав его рассказ:
