Медведь, словно зачарованный, медленно повернул назад и пошел кружным путем до лесу туда, где ему была обещана большая миска теплой сытной еды.
Глядя медведю вслед, Савва ощущал не столько радость от своего спасения, сколько пронизывающую тело слабость. Он с трудом поднял со льда бур, кайло и, еле передвигая лыжи, побрел к дому.
Неизвестно, сумел бы он дойти или удал бы по дороге без сил, если бы дед Антоний не заспешил ему навстречу.
— Ой, парень, испугался я за тебя! — сказал он, перехватывая ношу посреди лесной лыжни. — Однако ты молодец. Растерялся бы — капут. Никто б тебя не спас. Дойдем до дому, отсыпайся. Я этого бродягу сам накормлю. У дома приложись к березе, обними и постой — она хоть и дремлет, а силу прибавит.
Савва в тот момент был так слаб, что ему даже в голову не пришло спросить деда, как тот узнал о случившемся.
* * *
Иногда к ним приходили гости: то такой же одиночка из дальней избушки, то проезжие эвенки-промысловики, то деваха, у которой вконец разболелась мать.
— Вконец обезлюдела тайга! Раньше только тем и занимался, что встречал да провожал, — удивлялся Антоний, когда они оба начинали заранее ощущать близость человечьей души.
Всякий приходил по делу. У соседа, жившего километрах в тридцати от них, в «Избушке охотника-промысловика № 282», сильно застудилась жена. Он пришел посреди ночи, бухнул в дверь, предполагая, что они спят. Однако они были уже готовы к выходу. Быстро напоив гостя чаем и прихватив нужные травы, сразу отправились лечить его жену.
— Ты что же, и дом не запираешь? — удивился сосед, недавний городской инженер, переехавший в лес с семьей.
— А что его запирать? Кому надо, тот пусть и откроет, — в ответ удивился дед.
Савва помогал ему лечить и эту больную, и ту, из-за которой приехала здоровенная круглолицая деваха.
— Женился б ты на ней, — посоветовал Антоний, — крепкие дети у вас пошли бы! Хотя таланта бы стало меньше, вышел бы прочь…
С эвенками он говорил на их родном языке и, отправив Савву к реке за водой, немного им покамлал.
Когда Савва вернулся, камлание уже заканчивалось. Эвенки стояли в открытых из холодных сеней дверях, в комнате горела масляная лампада, а дед, подняв к потолку закрытые глаза, расставив согнутые в локтях руки и замерев в такой дозе, словно он остановился во время кружения, негромко, но внятно произносил незнакомые слова. Ближний к выходу эвенк приложил к губам палец и укоризненно посмотрел, когда Савва шумно поставил ведро.
Умолкнув, дед еще постоял в этой позе минуты две, так и не произнося больше ни звука, а потом медленно распрямился и открыл глаза.
— Слышали, что сказали вам духи? — спросил он по-русски, чтобы было понятно и Савве, чем он только что занимался.
Однако дальше заговорил снова по-эвенкийски.
О чем не спорят физики и лирики
К вечеру линолеум был заменен. Причем, когда поехали выбирать новый, удивительным образом всем сразу понравился один и тот же — темно-зеленый.
Как ни странно, но аллергия у Пуни явно уменьшилась уже к вечеру. Кошка за один день чудесным образом пошла на поправку.
— А я панически боюсь ремонтов, — говорила Ольга за ужином, на который был приглашен и Савва.
— Это естественно, — кивнул он. — Кому хочется, чтобы вокруг него рушился сложившийся мир. Это своего рода микрокосм. Но иногда это необходимо. Сложившаяся атмосфера может быть и не очень благоприятной.
Ольга выразительно посмотрела на Павла, который, как всегда, когда собиралось больше трех человек, хранил полное молчание.
— Да, кое-кому бы очень не мешало произвести ремонт в своей комнате.
На это Павел пробормотал нечто нечленораздельное.
— Вы посмотрите, что у него творится, — сказала Ольга.
— Давайте посмотрю, — неожиданно для всех согласился Савва и отставил чашку. — Но только если хозяин не возражает.
Павлуша-Торин, до сих пор воспринимавший слова матери как риторические высказывания, забеспокоился. Он не ожидал, что кто-то изъявит желание осматривать его жилище.
— Может, чай допьем, — пробормотал он, стараясь оттянуть момент осмотра и надеясь, что эта затея как-нибудь сама собой забудется.
За чаем Ольга рассказывала о том, что происходит в гимназии, перескочила на Нину Евгеньевну, на устаревшие программы, а с них на клонирование, генную инженерию, короче, на своих любимых коньков.
— Скоро динозавры будут гулять по муромским лесам, — засмеялся Петр. — Как только их генетический код прочтут. А до этого уже просто рукой подать.
— А потом можно будет воспроизвести гномов, гоблинов, эльфов и других, — сказал Павел. — Их генетический код утерян, но его можно восстановить и по внешним данным.
— А вот интересно, что можно клонировать? — спросил Савва. — Только телесную оболочку? Как же тогда обстоит дело с душой? Ведь душу клонировать нельзя. Будем ли мы уверены, что, копируя тело, скопируем душу?
— Ну, понятия души в биологии не существует, — улыбнулась Ольга. — Говорят — разум, психика, психологические особенности конкретного индивида, наконец, личность. Это, правда, уже чистая психология, то есть другая наука. Душа, наверное, по ее части. И психолог, скорее всего, скажет вам, что психологические особенности личности, не все, конечно, но многие, закладываются при рождении, то есть записаны в генах.
— Слушай, если основы личности не заложены уже в генах, то, значит, и новая личность будет такой же, — сказал Петруша, который, будучи сыном учителя-энтузиаста, разбирался в данном предмете. — Поэтому если кого-то клонировать, вырастет такой же человек: добрый — злой, жадный — не-жадный, поэт — прозаик.
— Раньше говорили «физики и лирики», — заметил Савва.
— Ну это вы шестидесятые вспомнили! — воскликнула Ольга, и у нее промелькнула мысль: сколько же ему, получается, лет? На вид нет и сорока, но тогда о «физиках и лириках» он может помнить только по самым младенческим воспоминаниям. Спросить об этом вслух она не решилась, а сам Савва не стал уточнять этот вопрос.
На самом деле он этого не знал сам. «Действительно, шестидесятые… Откуда же я об этом знаю?» Он пытался что-то вспомнить, но, как всегда, натыкался на стену. Значит, пока ему ничего знать и не надо. Савва верил в причинность всего сущего. Он снова прислушался к тому, что говорилось за столом.
— Ты не прав, — говорила Ольга. — Далеко не все заложено от рождения. Это уже какой-то фатализм. Тогда зачем кого-то воспитывать, если все заложено заранее?
— Зачем вообще кого-то воспитывать? — бурчал Паша-Торин.
— Нет, не совсем уж все-все заложено, — продолжал отстаивать свою точку зрения Петр. — Но девяносто процентов. Вот если удастся клонировать человека, тогда эта проблема и будет решена.
