— Следил, значит? — Кажется, голос старого сенора чуть-чуть потеплел — или Байгли это показалось?
— Следил, — развёл руками волшебник. — Елико мог и елико позволяли обстоятельства. Там Гниль, благородный дон, но Гниль, повинующаяся чьей-то воле. Этот самый приказ мне и удалось нащупать.
— Не стану спрашивать как. Можешь сказать, кто это был?
Бравикус замялся, отвёл глаза.
— Могу, но это слишком… слишком невероятно, благородный дон.
— Говори! — рыкнул сенор Деррано.
— Если позволите, благородный дон, я шёпотом, на ухо… — И толстяк метнул быстрый взгляд на Байгли.
«Что это он имел в виду? — Младшему Деррано стало не по себе. — Что пронюхал этот толстяк?»
Сенор нагнулся с седла.
Бравикус что-то быстро прошептал, непрерывно кивая.
Дон Деррано медленно выпрямился. Лицо сделалось совершенно стальным.
— Твоё усердие будет вознаграждено, мэтр Бравикус. Теперь разрешаю тебе удалиться и сделать всё потребное, чтобы… моё войско не понесло никакого ущерба, а… направляющее начало… оказалось бы… в наших руках.
Казалось, сенор очень, очень тщательно подбирает слова.
Дерранцы остались на месте. Варвары тоже не покидали захваченный замок.
Равнодушные облака принялись за всегдашнее — сеять на побоище тихий, всё скрывающий снежок.
Глава 11
Всё, Долье-река — позади, Долье-страна — впереди. Четыре сотни Дигвила Деррано шагали по южному берегу, по своей кровной земле, где знаешь каждую дорожную рытвину и каждый камень на тропинке. Где-то совсем рядом в темноте точно так же маршируют отряды зомби, где-то невдалеке и командующий ими Мастер.
Вопросов молодому дону никто не задавал. Он — благородный, он наследник сенорства Деррано, он знает. А что он может знать? Что его ведёт, кроме лишь охотничьего чутья, кроме неутолимой жажды вцепиться в горло врагу?
Ну, что дальше, дон Деррано? Четыре сотни дружно топают следом за тобой. Четыре сотни самых стойких, самых храбрых, хорошо вооружённых, сытых пока что; не боящихся этих самых зомби и готовых с ними драться, а не бежать.
Немалая сила, молодой дон. Распорядись ею с толком.
По правую руку — городок Фьёф. Стоит ли туда заворачивать? Едва ли, зомби не требуется ни тёплый ночлег, ни крыша над головой. Когда кончился бой у моста, большинство уцелевших мертвяков потянулось вдоль речного берега на запад, и туда же сворачивал отряд Дигвила.
…Первого зомби они завидели, когда зимняя заря уже пробилась сквозь тенёта предутренней тьмы и над занятым мертвяками Долье стал медленно и как-то осторожно разливаться серый дневной свет.
Мертвяк шагал, держа на плече длинное — обычному человеку таким ворочать неудобно — копьё. Десятник Штарнок вскинул самострел, Дигвил едва успел шикнуть:
— Пусть себе идёт. Приведёт к остальным.
Окружающее, похоже, мертвяка ничуть не волновало. Он размеренно шагал, выполняя полученный приказ, и всё прочее его не касалось.
Так они и шли в предутреннем свете — впереди зомби, быть может, ещё вчера пахавший эти самые поля, а за ним мечники и копейщики Дигвила, поклявшиеся всё это защищать.
Вперёд, обгоняя равнодушного ко всему мертвяка, отправился конный разъезд.
Пусто-то как вокруг, пусто и жутко. Не вьются дымки над домиками серфов, на дорогах — ни саней, ни пеших, ни всадников. Показалась рыбацкая деревня, но туда Дигвил даже не стал посылать доглядчиков.
Страшно, молодой дон? Страшно. Но не от грядущего боя, а оттого, что можно увидеть в брошенном селении. От одной мысли об этом по спине драл ледяной коготь страха.
И живности никакой. Птицы, звери — попрятались, что ли? Даже чернокрылые враны куда-то делись. Уж эти-то, казалось бы, к мертвякам должны были липнуть.
…А потом вернулись прознатчики. И, срывая шапки, утирая мокрые от пота лбы, только и могли, что выдохнуть:
— Там они!
«Там» — это за небольшим леском, близко к устью неширокой Эве.
— Сколько их?
— Не счесть, благородный дон. Двадцать сотен самое меньшее, а кабы не тридцать.
Дигвил поднёс кулак к губам, яростно закусил костяшку. Вот он, твой шанс, дон Деррано-младший.
— Палаток, шатров каких — не видели?
— Как не видеть, благородный дон, стоят в самой серёдке, ажно пять, и даже флаг торчит.
Палатки, шатры — значит, кто-то там прячется от мороза. Оно и понятно, Мастера — они из плоти и крови.
Две или три тысячи мертвяков. Что дальше, Дигвил?
Зубы сжаты на ни в чём не повинной костяшке.
Ударить и отступить, пусть гонятся? Увлечь их за собой в глубь Долье?
В глубь пустой, мёртвой страны, откуда бежали все, кто только мог? Да вот только шагать неутомимо сутки напролёт, подобно зомби, его воины не смогут.
…Да, мертвяков тут тысячи три, правду сказал разведчик. Суетятся, бегают, совсем не похоже на чинное, мерное, пугающее наступление — что на Сиххоте, что на Долье. Что задумали, чего готовят?
А вот и шатры. Целых пять и — кто это там у них?
Дигвил напряг зрение, сощурился — нет, это не зомби. Мертвяки так не двигаются. В длинных серых плащах — это, похоже, обычные люди.
Люди. Мастера Смерти.
Что ж, молодой дон Деррано, вот и сделан твой выбор.
…Четыреста пар глаз смотрят на тебя, Дигвил. А ты сидишь в седле перед ними и понимаешь, что должен что-то сказать, совсем не то, что раньше. Одинаковая кровь — что у него, благородного дона, что у них, простых копейщиков и дружинников. Одинаково станет литься, когда сшибутся грудь на грудь с ходячими покойниками, которых даже нельзя ненавидеть — не по своей воле они убивают, не сами явились на чужую землю.
— Братцы! — Он сам не знал, откуда это вырвалось. — Их там три тысячи. Но там же — их Мастера. Прорвёмся, возьмём хоть одного — не народ по деревням ловить станут, а за нами гоняться. Нет у нас подмоги, никого за спиной — так ударим же так, чтобы всем в Некрополисе жарко стало! Чтобы узнали, как живые драться могут, когда за своё и своих стоят! Встанем же крепко, и я вместе с вами; вместе у моста бились и сегодня тоже вместе. А там уж как судьба велит — только мы её сами к себе повернуть постараемся.
…Пошли. Сжавшись железным ежом, выставив копья. Дигвил шагал в самой середине строя, на острие готового высунуться клина, что расколет, словно скорлупу, боевой порядок мертвяков.
И никогда ещё молодой дон не был более счастлив.
Их заметили. Мертвяки рысью бросились строиться, но тут Дигвил, как и было условлено, высоко вскинул меч.
