Да, так что же со справедливостью и законом, доньята? Ты была права, права кругом — и чем оно обернулось? Красивые слова о рыцарской чести — и разорённая страна, что здесь, что на том берегу Долье. «Право супруга», с чего всё и началось…
Нет, хватит. Если она выберется отсюда, она станет совсем другой. Не бежать надо было, а просто зарезать скотину Байгли — пусть на том свете даёт отчёт Ому — или Семи Зверям — в своих делишках. А она побежала. Повела себя как олениха-скайме, которую загоняет прайд горных саблезубов.
Если ты бежишь — ты слаб. Удел сильных — стоять и сражаться.
Но если ты и впрямь не богатырь, не могучий воин, если ты всего лишь девушка, едва разменявшая шестнадцатый круг, — что делать тебе?
Сила должна найтись. Она, Алиедора, просто отвернулась от того, что ей подсказывала судьба. Тогда, на капище. Силы, что защищали её, — может ли она вновь взглянуть им в глаза? Они ведь не оставили доньяту и после — как ещё объяснить спасение от Гнили в «Побитой собаке»?
Алиедора пошатывалась в седле, судорожно стиснув поводья. Умный гайто тяжело вздыхал, однако брёл сам по себе и куда надо, по едва-едва заметной дороге там, где в мирные времена лежал бы утоптанный, наезженный санный тракт — от Артола до расположенного в предгорьях доарнского Атроса. Граница уже недалека, доньяте осталось одолеть расстояние даже чуть меньшее, чем лежало меж Артолом и родным Венти.
Голод злобным хищником вгрызался в сознание, тупая боль в животе давно прошла. Алиедора глушила её кипятком, благо снега вокруг хватало. Она приучилась пить, словно обычную колодезную, кипящую ключом воду не обжигаясь. И сильнее голода, сильнее холода, сильнее даже жажды мести за отца росла и крепла мысль — этого со мной не повторится. Я должна стать сильной. Слабых сметают, и это закон жизни. Сколько бы церковники ни твердили о милости к бедным и обиженным. Этого нет и не будет. Кто верит подобным сказкам — сами всовывают шеи в петли. Если у тебя нет силы — ты никто и ничто. С тобой можно сделать всё, что угодно. Отдать «на воспитание» в чужой дом; отхлестать розгами в первую брачную ночь; травить псами, если дерзнёшь уйти в побег; двинуть вдогонку целое войско, если твои родные решат за тебя вступиться; разорить страну, чьи леса и пажити дают укрытие беглянке…
Ты должна стать сильной, доньята. Никакая месть не воскресит отца, она лишь потешит тебя, но без силы — ты сможешь лишь бежать, всё дальше и дальше, вплоть до Безлюдного берега, где обитает нелюдь и куда, по слухам, не отваживались соваться даже самые опытные маги знаменитой Шкуродёрни.
Алиедора пробивалась сквозь снежную пустыню одна-одинёшенька. Как и когда псы Семмера успели вымести подчистую и этот пограничный край? Куда делись все жители, серфы и благородные? Доньята миновала наполовину сожжённую, наполовину обрушившуюся деревянную крепостицу — замок кого-то из младших вассалов, рыцарей, какие служили и её отцу. Здесь, вблизи от доарнского рубежа, жило несколько благородных фамилий, могущих считаться «ровней» богатым и знатным сенорам Венти, Алиедора могла бы попросить у них убежища. Однако доньята решительно отогнала эти мысли. Она не сойдёт с торной дороги. Может, те замки — не чета сгоревшей крепостице — и выстояли, может, над ними по-прежнему меодорские знамёна, но она не может рисковать. Она должна выбраться в Доарн. С ним Долье, насколько доньята могла понять, пока ещё не воевало. Туда же, за доарнский рубеж, по идее, могли сбежать и все местные жители; наверняка не с пустыми руками, так что там Алиедора могла рассчитывать по крайней мере на то, что бесполезно таскаемые в кошелях монеты наконец-то пригодятся.
Дальше к западу, у самых Реарских гор, жил родной дядя Алиедоры, брат матери, дон Веккор, в небольшом замке, стоявшем во владениях сенора Шайри. Туда дольинцы, скорее всего, не добрались — но как одолеть все эти лиги по зимней пустыне, со всё усиливающимися холодами? Нет, она, Алиедора, сперва должна достичь Доарна. А там уже, отъевшись и разузнав, что к чему, можно будет решать.
Ещё одна деревня, на сей раз — не сожжённая, но дочиста разграбленная. Алиедора устало ползала по брошенным домам в тщетных поисках съестного. Напрасно, только зря потрачены силы. «Ты знала, ты знала», — укоряла она себя, с трудом взобравшись обратно в седло. Правда, на сей раз она спала в тепле, в сараях остались нетронутыми заботливо припасённые сгинувшими хозяевами высокие поленницы дров, да ещё нашлось немного сена для её гайто.
«Ещё два дня, — твердила себе доньята. — Всего два дня — и будет граница. А там…»
Доарнская земля казалась теперь Алиедоре такой же обителью счастья, какой совсем недавно, в дни её бегства, представал замок Венти. Казалось, это случилось с кем-то совсем другим и в совершенно другой жизни…
Что она станет делать в Доарне? А если король Семмер явится и туда во главе своих чёрно-золотистых полков? Куда бежать дальше? Обратно в Меодор? Не лучше ли остаться там сразу? Но если останешься — что потом? Королева и коннетабль, по слухам, собирали силы на севере, далеко от меодорской границы, где-то за Уштилом, на северном берегу Эсти. Направиться туда?
Могло показаться странным, что много дней не евшая досыта девушка думает о том, «что будет дальше», а не о куске хлеба. Однако голод играл с Алиедорой странные шутки — оставив по себе память тупой болью, он удивительным образом расчистил сознание, словно тараном обрушив ограждавшие его незримые стены.
«Тебе ведь помогли, — стучалась неотступная мысль. — Помогли не просто так, просто так ничего в этом мире не случается. Ты для чего-то предназначена, перед тобой высокая и, быть может, страшная судьба, доньята Алиедора. Не для того ты избегла Гнили, не для того вырвалась из лагеря дольинцев, не для того убила столько людей, лично тебе не сделавших ничего дурного. Не для того на тебе чужая кровь, чтобы теперь сделаться жалкой беженкой, несчастной приживалкой в чужом доме».
Она должна отыскать силу. Слабые могут только умирать, и притом — в мучениях.
Она не умрёт. Эту участь она оставит другим.
Временами Алиедора почти распластывалась на могучей шее гайто, глаза закрывались сами собой, и тогда перед ней возникало одно и то же видение: Семь Зверей, во всей мощи и славе, молча смотрящие на неё семью парами нечеловеческих глаз. Там был призыв, было молчаливое обещание — и, когда доньята приходила в себя, ей казалось, что сил хоть ненамного, но прибавилось.
Правда, ненадолго.
Грязная, с нечёсаными, спутанными и засалившимися волосами, в пропахшей пóтом одежде, доньята упрямо ползла к доарнской границе. Временами ей чудилось, что во всём Меодоре в живых вообще осталась лишь она одна. И в самом деле — какое вторжение способно так запустошить давно обжитые, густо населённые земли? Главный удар короля Семмера нацелен был на меодорскую столицу, здесь в лучшем случае побывали отдельные отряды фуражиров, может, прошёлся какой-нибудь сенор с частью дружины — от этого целые области не обращаются в мёртвую пустыню!
Миновал ещё один день мучительного пути — голова кружилась всё сильнее, в глазах мутилось. Недавнее прояснение сознания сменилось тупым безразличием, Алиедора уже не правила гайто, жеребец сам вёз свою оголодавшую хозяйку.
