Город-крепость был хорошо укреплён, его башни и баллисты (не говоря уж о королевских боевых магах) могли устроить меодорцам поистине тёплую встречу.
Не следует забывать и о том, что от Алете до столичного Симэ едва ли больше двух десятков лиг по добрым дольинским трактам — два дня марша пешего войска, а конные покроют этот путь и того быстрее.
Но это будет означать, что король Долье отринул позицию беспристрастного (хотя бы на первый взгляд) арбитра и в открытую ввязался в войну на стороне своего вассала, следом за его меодорским величеством, да не поседеет как можно дольше его борода, думала Алиедора. А это уже не сеноры Венти против сеноров Деррано или даже не король Хабсбрад против Деркоора. Это Долье против Меодора.
Алиедора поёжилась. Воевать дольинцы умели — не зря же столько лет сдерживают повелителей нежити, кошмарных некромантов, с редкостным упорством засылающих на западный берег широкого Сиххота новые и новые отряды боевых зомби. Об этом Алиедора наслушалась, будучи воспитанницей в Деркооре; видела сама, как, отвечая на призыв короля, сенор Деррано собирал собственных вассалов отбивать очередную вылазку мертвяков и как потом рыцари возвращались, хвастаясь жуткими трофеями — отрубленными головами зомбяков, долго жившими и ворочавшими глазами в стеклянных банках, куда их устраивал мэтр Бравикус; помнила причудливое оружие, всё в каких-то нелепых крюках и остриях, что тоже привозили гордые победою рыцари… Нет, Долье было сильным врагом, его воины — опытными и бывалыми.
В половине дневного перехода от Деркоора меодорцы настигли врага, или, вернее сказать, несостоявшийся свёкор Алиедоры наконец перестал убегать.
Меодорские полки развернулись широко, обойдя дольинцев с разных сторон и, похоже, ничуть не сомневаясь в победе. В их рядах бесперечь трубили рога, туда-сюда носились разряженные герольды, и достойные рыцари то и дело выезжали из шеренг, чтобы лишний раз бросить в лица гнусным дерранцам какое-нибудь особенно хлёсткое сравнение их матушек с различными домашними и дикими животными, равно как и предпочитаемые ими способы интимных отношений.
Алиедоре хватило сообразительности не лезть в королевский лагерь, выдавая себя за какого-нибудь заблудившегося оруженосца. Собственно, она не слишком понимала, что и как собирается делать в грядущем сражении. Наверное, смотреть и ждать. Чего? Семь Зверей подскажут.
* * *
Кажется, на сей раз они попались.
В животе у благородного дона Дигвила Деррано прочно засел мерзкий ледяной комок, зубы судорожно сжались, челюсти закаменели. А всё отец, старый болван, выживший из ума, до последнего отказывавшийся бросить пленников! Всё про убытки толковал — какие уж теперь убытки, ноги б унести!
— Что, сынок, штаны намочил? — Отец обладал поразительной способностью появляться там, где и когда не надо. — Решил, старик Деррано из ума выжил, пора бы ему и на боковую, к Зверям, если уж до Ома Прокреатора не дотянет? А? Ну, думал так, щенок, признавайся? В глаза мне смотри!
Дигвил не опустил взгляда, но только Семь Зверей знают, чего это ему стоило.
— Б-батюшка… да разве посмел бы я…
— Что зенки не отводишь — молодец, — фыркнул сенор. — А что врёшь — плохо. Отцу родному врать не моги! Всем должно казаться, что мы в ловушке, что выхода нет — верно?
— Так ведь и вправду нет, отец, — попытался возразить Дигвил.
— Умом в нашей семье расслаблен всегда был один Байгли! — рявкнул старший Деррано. — Не заставляй меня поверить, что и ты такой же. Неужто я бы не приказал телеги бросить, а полон перебить, кабы и впрямь Рыжую Бороду испугался?
— Но они ж окружили нас, батюшка…
— Окружили. Потому что такой приказ дал нам наш король. Его величество Семмер, владетель Долье.
— Ух! — не сдержался Дигвил. В животе стало куда легче.
— То-то, что «ух»… плохо, видать, тебя учил. Значит, так — встанешь на правое крыло и будешь держаться, покуда я трижды в рог не протрублю…
* * *
…Огромный гайто смирно стоял в густом подлеске, совершенно по-человечески вздыхая, словно скорбя о готовой вот-вот пролиться крови. Алиедора укрылась в непролазной чаще на склоне холма; впереди, на широком поле строились полки, развевались многоцветные прапоры и трубили рога. Дерранцы сжались плотным клубком, вновь загородившись, где могли, телегами и укрыв за ними копейщиков.
Ну, начинайте же! — сгорала от нетерпения Алиедора, глядя на блестящее воинство Меодора, на сверкающие доспехи и гордо реющие штандарты. Чего тянуть?! Опрокинуть этих дерранцев, в землю их втоптать, так, чтобы и макушек не видать стало!
И его величество король Хабсбрад её словно бы услыхал. Высоко-высоко взлетел наполненный горячим дымом сигнальный шар с развевающимся под ним алым прапорцем, где на врага кидался в вечной ярости золотистый саблезуб Меодора.
Шар поплыл над полем, которому ещё только предстояло сделаться смертным, над островерхими шлемами и пиками дольинской пехоты, над составленными вместе телегами, над шатрами, распахнувшими крылья пологов, над жёлтыми рощами; он поднимался всё выше, этот шар, а сильный ветер нёс его прочь, на север, к пограничной Долье.
В меодорских полках сыграли атаку — хриплым и нестройным хором множества рогов. Одна за другой конные сотни трогались с места — сперва шагом, постепенно всё убыстряясь и убыстряясь.
Восторг сдавил Алиедоре горло, она не замечала, как прижала к подбородку кулачки.
Вот спустили тетивы конные стрелки; вот, доскакав, спешились арбалетчики, спеша составить стену щитов, из-под прикрытия которой их товарищи станут поражать стан дерранцев; с гиком и воплями бежали меодорские пешцы, не иначе как его величество пообещал им долю добычи, когда станут грабить дольинский лагерь.
Вот рыцари, начав атаку шагом, пришпоривают коней, нагибают копья; рядом с ними, чуть отставая, бежит пехота. Сейчас они сломают хребет наконец-то попавшему в ловушку зверю, сейчас, сейчас-сейчас…
Дерранские полки не дрогнули при виде скачущих на них блистающих рядов лучшей рыцарской конницы Меодора. У них тоже имелись и лучники, и арбалетчики, и они, похоже, решили дорого продать свои жизни. Отнюдь не бросив оружие, на что надеялась Алиедора, они как могли быстро тянули тетивы и перезаряжали самострелы.
— Ох, ох, ох, — быстро-быстро зашептала доньята, видя, как стали падать поражённые стрелами рыцари в первых рядах меодорского войска. Но расстояние быстро сокращалось, и, конечно же, стрелы не могли остановить порыв воинов Хабсбрада.
Когда разделяющее противников пространство почти исчезло под массой людей и гайто, дерранцы бросились навстречу, опустив копья.
Треск и грохот сшибшихся рыцарских лавин, кто-то летит из седла, нелепо раскинув руки, кому-то остриё пики сносит шлем вместе с головой, кому-то раскалывает щит, а кто-то, напротив, изловчившись, этим самым щитом сметает с седла неосторожного противника…
