— Ну дела-а-а! Да как это может быть-то?
Звуки за стеной прекратились, но сон ушел, как молодость, как будто навсегда.
Позвонить в милицию?
А зачем? Что сказать?
Нет, определенно завтра у подъезда на лавочке будет о чем посоветоваться с опытной Клавдией Николаевной, прозорливой Лидией Осиповной и рассудительным дедушкой Дьяконовым — добреньким, всегда чуть-чуть навеселе.
Умерла — и вот на тебе!
Но так же не бывает?!
Неужто ей все примерещилось тогда, в 1992-м?!
А может, не тогда, а сейчас, пять минут назад?
Нет, все-таки будем считать, что тогда! Тогда, а не сейчас. Вот так-то!
Конечно!
Вот молодость, юность? Ее собственная?
Пронеслась как сон. Примерещилась.
А цены, допустим, взять? Кто же теперь поверит, что хлеб был по восемнадцать копеек, а сыр по три шестьдесят? А творог? А молоко? А то, что на пенсию можно было жить — не тужить? А кефир? А картошка? Вот точно — картошка! Это ужас вообще!
А может быть, это все так от того, что мертвецы, воскресая, съедают? Оттого-то и цены растут! Антонина Степановна аж похолодела от этой внезапной догадки. Нет, не проходит! Мертвецы, воскресая, не только ведь жрут, а поди и работают тоже… От Травина потом несло, как от лошади. Где-нибудь подрабатывал ночью, разгружал или что там еще… Нет, мертвецы ни при чем! Это все демократия эта! Яйца возьми, например… А рыба? Что хек, что треска! А мойва, селедка… Морковь… Свекла… Капуста… Эх-х-х… Что говорить…
Антонина Степановна с чувством перевернулась на другой бок, тяжко вздохнула и (сама не заметила как) вдруг как-то сразу уснула.
Ей снилась «Докторская».
Обалденная — микояновская…
По два девяносто!
Она засмеялась во сне.