Неподалеку, ниже по берегу, на вершине небольшого утеса стоял маленький домик. Он тоже был скрыт деревьями. Если специально его не искать, ни за что не найдешь. Я обошел вокруг, заглянул в окно и подергал дверь, но та была надежно заперта.
Похоже, нас окружал лес, и в пределах видимости и слышимости не было человеческого жилья. Даже если смотреть с воздуха, мы были надежно спрятаны. Я мог бы предположить, что Боб тоже прячется. Реку в этом месте я знал, поскольку проходил здесь неоднократно, но берега оставались для меня белым пятном, поскольку в своих круизах я редко удалялся от воды.
Я вернулся в дом и обнаружил, что Эбби вышла из ванной. Она обняла меня, я помог ей надеть купальник и шорты, уложил жену на кушетку и отправился на поиски рубашки, потому что футболка, украденная в нудистской колонии, была разорвана до пояса. Я зашел в комнату Боба, открыл шкаф и принялся перебирать вещи. Их было немного — Боб явно не любил наряжаться. Я нашел клетчатую рубашку и решил, что Эбби будет проще всего ее надевать и снимать. Я уже закрывал шкаф, когда увидел висящее внутри письмо в рамочке, наполовину скрытое белым халатом. Я сдвинул халат и прочел письмо. Оно пришло из Флоридской епархии, было датировано 1988 годом:
«Преподобный Роберт Портер, решением епархии вы более не являетесь священником и ректором Сент-Питерс. Письмо будет доставлено лично, его получение означает ваше согласие с изложенным. В соответствии с канонами католической церкви и в связи с тем, что вы признались в совершении уголовных преступлений против штата Флорида и аморальных проступков против ваших прихожан, с вас снимаются налагаемые на священника обязательства, а также вы лишаетесь права содействовать распространению слова Божьего и Священного Писания. Пожалуйста, освободите занимаемое вами помещение в Сент-Питерс немедленно и уведомите епископа о дате своего отъезда.
Во имя Бога, его преосвященство преподобный Филипп Тергрид, доктор философских наук, профессор юриспруденции».
Я снова посмотрел на белый халат и понял, что это не халат. Рядом с облачением висели рубашка с воротничком, три белых шнурка и несколько разноцветных кусков ткани — такие штуки, которые священник надевает в торжественных случаях.
Я сварил Эбби суп на ужин. В последние дни мне так часто приходилось воровать, что меня начала мучить совесть: я не мог красть у священника, пусть и лишенного сана. Эбби выпила бульон и съела немного лапши с печеньем. Потом я снова перенес ее на кушетку, накрыл одеялом и вышел на крыльцо.
Тишину нарушало только позвякивание металлических колец гамака. На балке у меня над головой сидел Пит. Попугай казался абсолютно довольным, но я сообразил, что стоять под ним не стоит — вдруг Пит решит справить нужду. Я смотрел на верхушки деревьев и на Сент-Мэрис, которая текла без нас.
Весь вечер я слушал новости. Не знаю, кто были эти парни с реки, но если они видели нас по телевизору или слышали слова сенатора, то могли отправиться в полицию и слегка изменить свою историю в надежде поживиться за наш счет. Я не знал, куда идти и что делать. Если вернуться домой — Колмэн непременно вмешается. Будет скандал, и я подозревал, что больше мне не дадут проводить время наедине с Эбби. Если мы покажемся на публике, то рискуем попасться — значит, нужно быть осторожнее. И потом, я понимал, что люди, напавшие на нас в лодочном сарае, не отступят быстро. Нам повезло. В следующий раз удача будет не на нашей стороне.
Боб вернулся, когда стемнело. Он поднялся по лестнице и вошел в дом, а потом появился на веранде с бутылкой текилы в одной руке и сигарой — в другой.
— Поскольку ты мой гость, почему бы нам немного не поговорить по душам?
Я выглянул из гамака.
— У тебя есть на то право?
Он увидел Эбби в своей рубашке и кивнул:
— Когда-то было.
Я знал, что должен объясниться.
— Мы уже несколько лет так живем. Постоянная борьба сузила наш кругозор. Я думаю исключительно о нас и наших нуждах. И я не прошу за это прощения, хоть и знаю, что это нехорошо.
Боб покачал головой:
— Похоже, вы и впрямь заслужили капельку участия.
— Как ты стал священником?
— После колледжа отправился в Рим и четыре года пробыл в Ватикане. Решил, что это мое призвание. Потом меня назначили в маленький приход на Миссисипи, затем во Флориде и, наконец, в Джорджии.
Я кивком указал в сторону шкафа.
— И что случилось?
— Ах это… — Он ухмыльнулся и отхлебнул из бутылки. — Хочешь знать правду?
Я пожал плечами.
— Я разворовал общественные деньги и переспал с половиной прихожанок.
— Достаточно честно.
— После двенадцати лет в тюрьме перестаешь держаться за дорогую тебе ложь.
Боб снова отхлебнул и закурил. По веранде пронесся ветерок, он подхватил струйку дыма и развеял ее среди деревьев. Боб глубоко затянулся, отчего кончик сигары зарделся, и спросил:
— Ты подумал, какие у тебя варианты?
— Сомневаюсь, что они вообще есть.
Он указал сигарой вниз:
— Ниже по реке у меня домик. Сейчас он пустует. — Боб засмеялся. — Уже давно. В последний раз там прятался один псих, который решил разбогатеть на акциях. Кажется, его звали Тед. Когда-то он был рок-звездой. В общем, он наделал ошибок и прогорел. Я в этом не разбираюсь. Короче говоря, он разорился, и его клиенты тоже. Когда они принялись охотиться за его головой, он вспомнил, что всегда хотел стать художником. К сожалению, картины никто не покупал. Судя по всему, проблемы у парня начинались, за что бы он ни брался. Я уже давно его не видел. Можете жить там сколько хотите. — Боб сбил пепел с сигары и прикусил губу. — Иногда… — Он сплюнул. — Иногда нужно переждать грозу, прежде чем двигаться дальше.
Луна отбрасывала тени на пляж, когда я нес Эбби в хижину. Я отпер дверь, вошел и обнаружил, что внутри чисто и пахнет кедром. Я нащупал выключатель. Единственная комната была разделена пополам; в одной половине находились кровать с пологом, комод, унитаз, зеркало и раковина. Очень функционально. В другой половине, с окном от пола до потолка, располагалась мастерская художника. Три мольберта, несколько свертков холста, десятки красок, кистей и прочих вещей, необходимых живописцу. Судя по всему, Тед был изрядным чистоплюем, потому что все было разложено по порядку. Даже краски расставлены по алфавиту. Я перестелил постель и уложил Эбби.
Несколько часов я провел, разбирая рисунки и карандашные наброски в пластмассовом ведерке в углу. На них изображались птицы, деревья, листья, рыбы — все, что можно увидеть в окно хижины. Роясь в столе и рабочих принадлежностях Теда, я вспоминал, когда рисовал в последний раз… хоть что-нибудь. Более трех лет назад.
Я посмотрел в окно и попытался припомнить, как выглядит этот участок берега с воды. Я проходил здесь много раз, но сохранил лишь смутные воспоминания об этом месте. Я помнил S-образный изгиб выше по реке, а потом — прямой отрезок длиной в полмили, за которым следует крутой поворот влево. Еще я помнил, что со стороны Джорджии течение сильнее. Но дом Боба и хижину, скрытую за деревьями, я никогда не видел. Вот и славно. Мы ведь хотели спрятаться.
