Под сводами «Ворошиловки» перепархивали туда-сюда десятки тварей. Стонал воздух, разрубаемый длинными жесткими крыльями.
— Рух-рух-рух-рух. Рух-рух-рух-рух…
И слышалось звонкое, нервирующее:
— Чири-хи-чири-хи. Чири-хи-чири-хи…
И утробное, пугающее:
— Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух…
Какая-то тварь, пролетавшая мимо колонны с лампадкой, задела светильник. Тот качнулся. Затрепетал одинокий огонек. Заплясали по стенам чудовищные переплетения теней. Слабый отсвет достал до противоположного конца зала. Мазнул по краю платформы.
И Илья, наконец, разглядел, откуда идет гулкий и незнакомый звук. Звук доносился с полузатопленных путей, на которых…
Невероятно!
Там, во всеобщем шевелении и копошении муранчиного племени, выделялось нечто живое, но отличное от прочих мутантов. Нечто огромное, гусеницеподобное, медленно вздымающееся и столь же неторопливо опадающее.
Стоп-стоп-стоп! Илья вспомнил, что наблюдатели с Сельмаша видели, как муранчиный рой переносил по воздуху некую огромную гусеницу. Неужели это она и есть?
Что ж, теоретически, муранча могла дотащить того монстра до метро. И гусеница-переросток могла заползти под землю через открывшиеся после диверсии Тюти орджоникидзевские гермоворота. Да, в такие широченные ворота она бы, пожалуй, пролезла. И добраться до Ворошиловской по тоннелям метро вслед за передовыми отрядами муранчи или с их помощью гигантская гусеница могла бы тоже. Но зачем?
И почему муранча до сих пор не сожрала такого жирного аппетитного чужака?
Огонь светильника качнулся еще раз. Глаз снова различил что-то округлое, блестящее то ли от водяных капель, то ли от выделений, что-то поднимающееся над краем платформы… Форму и размеры существа определить было трудно. Нельзя было даже понять, разместилось ли оно на станции целиком или только частично высунулось из туннеля.
— Вы видели? — раздался сдавленный голос Алексея Кирилловича. — Ведь это же…
— Тихо, — шикнул на него Казак.
Но энтомолог уже не мог совладать с волнением.
— Это же их матка! Муранчиная «королева»!
Матка? «Королева»? Ну да, конечно! Это могло бы все объяснить. И то, что муранча таскает этого монстра с тобой, и то, что не пожирает его, и то, что запихивает на время зимовки в укромные тоннели ростовского метро. Гигантская гусеница, правда, мало походила на обычную муравьиную матку. Но ведь и притащившие ее мутанты — тоже не простые мураши. Впрочем, толком поразмышлять на эту тему Илье не удалось.
Кажется, их услышали.
С верхней части освещенной колонны — откуда-то с теряющейся во мраке раскидистой барельефной капители — сорвалась муранча. Стремительно приближающееся темное пятно на миг закрыло обзор. Мелькнули крылья. Растопыренные лапки насекомого…
Потом — удар в люк. Сильный удар, заставивший людей отпрянуть и отозвавшийся гулким звоном по всей станции.
Задетый муранчинным крылом светильник упал, разбился и погас. Ворошиловская потонула во мраке.
— Назад, — процедил Илья. — Нас заметили.
И точно. По люку грянул еще один удар. И еще… Шелест крыльев заполнил станцию. Муранча снова и снова бросалась на ненадежную преграду.
Похоже, они не на шутку разворошили этот муравейник.
Казак включил фонарик. Не думая больше о скрытности и осторожности и уповая только на скорость, они выбирались из технического хода.
Сзади яростно билась о люк муранча. С потрескавшегося потолка на головы снова сыпалась земля. Пыль забивала глаза, нос и рот. Луч фонаря выхватывал пугающие переплетения кабелей и труб.
* * *
Они вывалились на Пушкинскую грязные, ошалевшие и перепуганные. Эхо доносило из темноты гулкие звуки ударов и скрежет жвал о железо. Муранча рвалась в погоню.
Возле хода уже толпились встревоженные люди. «Красные», «синие» — все вперемежку.
— Что там? — послышались вопросы. — Что случилось? Муранча?
— Нужно завалить ход! — выпалил Казак. — Немедленно взорвать к едрене фене!
— Погодите-погодите, — замахал руками Алексей Кириллович. Глаза энтомолога горели. — Там же матка! Поэтому муранча так возбудилась. Она просто защищает свою «королеву».
— «Просто»?! — взорвался Казак. — Так тем более нужно закупорить ход! Пока всех нас здесь «просто» не сожрали!
— Нет, нет, вы не понимаете! — яростно замотал головой Алексей Кириллович. — Если мы сейчас окончательно отгородимся от красной ветки, то не решим, а лишь усугубим проблему. Муранчиная «королева» появилась на Ворошиловской не случайно. Видимо, темная, влажная и теплая станция идеально подходит для родильной камеры.
— Хотите сказать, муранча будет там размножаться? — вмешался в спор Илья.
— До зимы у нее полно времени. Тварей станет еще больше.
Казак выругался сквозь зубы.
— Есть какие-то предложения, Алексей Кириллович? — спросил Илья.
— Есть, — кивнул энтомолог. — Нужно вернуться на красную ветку.
— Что?! — Казак удивленно вытаращил глаза.
— Вернуться и уничтожить матку.
Повисла пауза. Люди молча смотрели на Алексея Кирилловича.
— В обычном муравейнике «королева» является смыслом существования колонии, — быстро-быстро заговорил тот. — Погибает матка — погибает весь муравейник. И есть все основания полагать, что без «королевы» сообщество муранчи тоже либо распадется и вымрет, либо отправится на поиски новой матки. И в том, и в другом случае колония покинет метро.
Илья и Казак переглянулись. Возможно, энтомолог был прав. Возможно, это был их шанс. И очень возможно, что единственный.
Казак опомнился первым.
— Придется возвращаться на Ворошиловскую. Кто со мной?! — Луч фонаря в его руке полоснул по лицам.
Обступившая их толпа отшатнулась от света, как от пулеметной очереди. Желающих лезть в логово тварей не было ни среди «красных», ни среди «синих».
— Да быстрее же! — торопил Казак. — Решайтесь!
Луч фонаря метался по кругу. Люди закрывали лица и отводили глаза. Из технического хода доносились отзвуки глухих ударов. Крылатые охранники муранчиной матки все еще ломились в запертый люк. И вряд ли он удержит их надолго.
— Мы должны добраться до муранчи первыми! — взывал Казак. — Пока она не добралась до нас!
Илья молча подошел к дыре, из которой так спешил выбраться. Сейчас здесь было пусто и темно: люди пятились от опасного хода. Фонари, свечки и светильники горели сзади — в толпе.
Илья снова заглянул во мрак, наполненный скребущими звуками и гулким стуком. Страшно было. Очень. Страшно даже смотреть туда, не говоря о том, чтобы снова вползать в эту могилу.
