Он повернулся и направился к дому, боясь передумать. В конце концов, у него есть долг перед этой землей и перед отцом. Он не успел попросить у него прощения перед смертью, но он все исправит. И не словами, а делом.
К тому же он должен вернуть долг Колин за своего отца. Она ухаживала за ним, тогда как это была его сыновняя обязанность. Самая малость, что он может для нее сделать, — это убедиться в том, что ни она сама, ни ее ребенок ни в чем не будут нуждаться после того, как он уедет.
Он был уверен, что отец одобрил бы его решение.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В этот же день Колин убедилась, что слова с делом у Эймона не расходятся. Не дожидаясь ее списка, он заказал доски, гвозди, краску, средство борьбы с сорняками, ворота и еще кучу всего. Все это было привезено на нескольких грузовиках, которые продолжали подвозить все новые материалы в течение всего дня.
Эймон не только руководил разгрузкой, но и сам принимал в этом живейшее участие, таская тяжеленные ящики с легкостью заправского грузчика, нисколько не заботясь о том, какой вид после этого приобретет его одежда. Колин не разбиралась в моде, но нисколько не сомневалась, что его джинсы и рубашка могут стоить больше, чем весь ее гардероб.
Хотя Колин не могло не порадовать такое отношение к делу, но она все острее чувствовала собственную вину, которая все сильнее разъедала душу. Когда видеть его уже стало совсем невмоготу, она зашла в дом. Меряя шагами кабинет, она собиралась с силами, чтобы наконец сказать ему горькую правду. Она должна это сделать, потому что у нее было смутное подозрение, что весь этот ремонт Эймон затеял не ради фермы, а исключительно ради нее. Она не могла сказать, откуда у нее возникло это чувство, но, если это действительно так, откладывать больше она не имеет права.
Но как, как ему сказать?
— Эймон, то, что я скажу, тебе будет неприятно услышать, но эта ферма...
Или:
— Эймон, я, конечно, ценю, что ты делаешь, но...
Она прижала палец к губам.
Она ценит, что он делает?
Все, что Эймон делает, так это заботится о своей доле фермы, которая составляет половину. Если быть точнее, ей принадлежит половина лошадей фермы и земли, а все постройки, включая дом, принадлежат Эймону. Их отцы купили полуразвалившуюся ферму и добились того, что она стала славиться своими лошадьми на всю страну. Будь у нее деньги, она бы давно занялась тем, чем сейчас занят Эймон. К сожалению, ее возможности не идут ни в какое сравнение с его.
Еще совсем недавно Колин была уверена, что все будет гораздо проще. Он предложит ей выкупить его долю, зная, как дорога ей ферма. То, что Эймон решил остаться, стало для нее неприятным сюрпризом.
Впрочем, такой сюрприз не идет ни в какое сравнение с тем, какой преподнес ей Адриан, укравший все ее деньги и сбежавший с девчонкой, которой едва исполнилось двадцать.
— Значит, так, — продолжала бубнить она. — Эймон, в том, что ферма находится в таком состоянии, целиком и полностью моя вина. Видишь ли, я была обручена с мужчиной и была настолько глупа, что доверила ему управление фермой до того, как мы поженились. Сейчас, конечно, я безумно рада, что свадьба так и не состоялась, но это ничего не меняет. — Она усмехнулась. — В тридцать лет стыдно так ошибаться, но что есть, то есть.
Ребенок пошевелился.
— Тише, малыш, — прошептала она, положив руку на живот. — В том, что твой отец оказался таким бесполезным и безответственным, твоей вины нет.
Неожиданно ее пронзила резкая боль. Колин остановилась и согнулась, внезапно испугавшись. Когда боль стала совсем невыносимой, за дверью послышался голос Эймона, а затем на пороге возник и он сам.
— Ну вот, последняя машина разгружена. А я-то недоумевал, куда ты запропастилась. Что с тобой? — воскликнул он, заметив перекошенное лицо Колин.
— Я не знаю, — едва слышно произнесла она, морщась от боли и не узнавая своего голоса в слабом и дрожащем шепоте.
Эймон негромко выругался. Затем шагнул к ней и осторожно обхватил за плечи.
— Ты рожаешь? — сглотнув, спросил он.
— Откуда я знаю? — огрызнулась Колин. — Это мой первый ребенок.
Эймон затравленно оглядел хаос, царивший в офисе, и нахмурился. Его внимание привлек стол, заваленный бумагами. Он принялся подталкивать ее к нему.
— Может, тебе лучше лечь?
Она посмотрела через плечо и перевела потрясенный взгляд на Эймона.
— Ты хочешь, чтобы я легла на офисный стол и, может, родила ребенка на нем? — на миг забыв про боль, возмущенно спросила она.
Эймон ничего не сказал. Продолжая удерживать ее за плечи, он подцепил ногой стул и пододвинул его к ней. Бережно усадив ее, спросил:
— Так удобно?
Ее окатила новая волна боли. Колин зажмурилась и сцепила зубы.
— Что, опять? — с мукой воскликнул он, запуская руки в волосы.
— Не опять, а снова, — тяжело дыша, сказала она. Тут она открыла глаза и отчетливо произнесла: — Я не знаю, что это было, но рожать я должна не раньше, чем через две недели.
— Преждевременные роды? — стараясь держать себя в руках и не поддаваться панике, спросил Эймон.
В этот раз приступ боли был такой силы, что Колин показалось, что ее внутренние органы кто-то безжалостно скрутил в тугой узел. Когда ей наконец удалось отдышаться, она иронично выдохнула:
— А что, я разве сказала что-то другое?
Эймон поднял телефонную трубку.
— Какой телефон был у доктора Дональдсона?
Колин удалось улыбнуться.
— Ты хочешь позвонить на тот свет? Вот уже пять лет, как он умер.
— Проклятье! — выругался Эймон, кладя трубку. — Я-то откуда мог об этом знать?
Колин часто-часто задышала и откинулась на спинку стула.
Пора прекратить набрасываться на Эймона по поводу и без повода, сквозь боль подумала она. Он и так помогает, как может. Стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно, она сказала:
— Конечно, ты прав. Ты не мог знать. Извини, просто я нервничаю. Ты держишься молодцом.
Эймон немного расслабился и даже попытался улыбнуться.
— Что ты, не стоит извиняться. Просто мы оба немного на взводе. Это ты молодец. Будет лучше, если ты скажешь мне любой номер, лишь бы этот человек знал, что делать в такой ситуации.
Боль, хотя и не такая сильная, как сначала, помешала ответить сразу.
— Я звоню в службу скорой помощи.
— Подожди, — удалось выговорить ей. — Кажется, проходит.
— Как это «проходит», если ты говоришь через силу? — не поверил Эймон.
— Я говорю, подожди. Болит уже не так сильно.
