Что бывает не так уж часто во время заключительного этапа моей работы.
С обоими убийствами все вроде бы прояснилось.
Впрочем, кое-что оставалось за пределами освещенного круга.
Фамилия в черновике документа, лежавшего в папке со сверкающими веточками персика на обложке.
Я присела на лавочку и достала из сумочки сигареты.
Прохожие смотрели на меня, как на падшую женщину.
Очевидно, курение на улице — это очень тяжкий порок, которому предаются только самые бесстыдные женщины.
— Вот уж не ожидала, — кто-то прикоснулся к моему плечу.
Я обернулась.
Передо мной стояла Анна Андреевна Дремлюга.
В каждой ее руке было по два пакета, набитых чем-то съестным.
Я инстинктивно схватилась рукой за желудок, но сумела подавить стон.
— Найдется у вас сигаретка для меня? — присела рядом со мной украинская гостья. — Говорят, от табака худеют. Может, и правда?
Она закурила «Кэмэл» и грустно поведала мне:
— Мой приезд совпал с такими печальными событиями. Сначала Рая, теперь Глеб… И я не думаю, что Калерия с Сергеем будут теперь меня принимать здесь. Хотя… хотя, наверное, придется.
— Это почему же? — удивилась я.
— Знаете, Рая в последнее время часто звонила мне на Украину, — не торопясь, рассказывала мне Анна Андреевна. — На самом деле ее фирма совсем не процветала, скорее — наоборот. И Раю вынудили отказаться от единоличного руководства. Впрочем, наверняка вам это известно.
Я кивнула.
— Но она не хотела терять полный контроль над предприятием, — подняла палец Дремлюга. — Она составила бумагу, где были перечислены новые владельцы «Рамиуса». Там должны стоять фамилии двух ее бывших подчиненных — без них, честно говоря, фирма бы рухнула, останься Раиса у руля, ее фамилия и… и моя.
— Об этом кто-нибудь знает в этом городе?
— Думаю, что нет, голубушка, вы первая. Рая долго не подписывала этот документ. А уж четвертая кандидатура на руководящий пост держалась ею в полной тайне.
Дремлюга выпустила тоненькую струйку дыма и пояснила:
— Они в фирме договорились таким образом, что вместо одного руководителя будет четыре. Раиса и их коммерческий директор, каждый со своей стороны, вписывают еще одного человека. Веретенников сразу вписал фамилию Бережкова. А Раиса медлила. На работе были уверены, что на этом месте окажется ее любимица Валя, и разве что не пылинки с нее сдували. Но Раиса рассудила по-другому.
— Этот документ у вас с собой?
— В том-то и дело, что нет! — сокрушенно отозвалась Дремлюга. — Я и приехала затем, чтобы Раиса мне его вручила. По ее словам, у нее была для этой бумаги какая-то золотая то ли шкатулка, то ли втулка…
— Оболочка! — догадалась я.
— Верно, оболочка, так она и сказала, — подтвердила Дремлюга. — А что, разве…
Но я уже на всех парах неслась по улице, не замечая уворачивающихся с моего пути прохожих.
Я впорхнула в телефонную будку.
Набрав номер Романа Геннадьевича Веретенникова, я спросила запыхавшимся голосом:
— Роман Геннадьевич? Мне нужно срочно уехать домой на один день, наша встреча не состоится, к сожалению…
Я без смущения выслушала недовольное ворчание Веретенникова.
— Я готова отчитаться о проделанной работе хоть сейчас, а завтра с утра снова приступить к своим обязанностям. Значит, так…
И, не дожидаясь согласия Романа Геннадьевича, я стала подробно рассказывать ему обо всем, что мне удалось узнать за этот день.
Он слушал меня внимательно, иногда задавал уточняющие вопросы.
Я описала последнюю встречу с Дремлюгой и предположила, что искомый документ находится в золотом фаллосе, который валяется в пакете с кофе под кроватью в восьмом номере борделя.
Вслед за этим я выразила надежду встретиться с Романом Геннадьевичем завтра.
— Хорошо, — сказал он наконец, — если вам срочно нужно домой — не смею вас задерживать. Вы откуда звоните? Ах, с автовокзала… Ну что же, счастливого пути. Завтра, когда вы вернетесь, мы вместе с вами предпримем мозговой штурм и разберемся, что к чему.
До здания фирмы «Все для вас» я добралась минут за десять.
Меня встретил старый знакомый Зайковский.
Увидев меня, он искренне обрадовался.
— Вы ко мне? Или сами по себе? У вас тут встреча?
— Почему ты мне не сказал о завещании?
— А вы и не спрашивали, — честно ответил Зайковский. — К тому же я сам не знал, что в этой бумаге. Ведь меня об этом попросил тот же человек, что и…
— Хорошо-хорошо, — остановила я его.
Вдруг у парня сменилась тактика?
И он потребует побоев не в качестве предоплаты, а, так сказать, по факту.
— Знаешь что, Генрих, — предложила я, — я тебя, конечно, смажу по носу или по уху, а ты пропустишь меня в восьмой номер и будешь молчать о том, что я нахожусь там. А напоследок я запущу в тебя чем-нибудь тяжелым.
Через полчаса дверь комнаты номер восемь слегка приоткрылась.
В образовавшуюся щель скользнул человек.
Он старался не производить шума, чтобы не привлечь к себе чье-нибудь внимание.
Мужчина остановился на пороге, осматривая комнату.
Затем быстро подошел к кровати и заглянул под покрывало, свисавшее длинными кистями до самого пола.
Потом он нагнулся, достал из-под кровати пакет и присел на корточки, роясь в его содержимом.
Я вышла из спальни, одновременно нажав на выключатель.
В комнате вспыхнул яркий свет, и мужчина в страхе поднял голову.
В одной руке он держал золотой фаллос, разобранный на две части.
В другой — небольшой пистолет, чуть больше ладони, с коротким стволом.
— Вы это ищете, Роман Геннадьевич?
Я подняла руку и, дразня Веретенникова, повертела документом, подписанным Устиновой и заверенным у нотариуса.
— Ведь наличие этой бумаги нарушало все ваши планы, не так ли?
Веретенников чуть приподнял оружие.
— Вы подставили мне ловушку?
— Ага, — кивнула я. — Вам очень нужна эта бумага. Ведь вы были уверены, что рано или поздно она найдется, и там будет названа Багрицкая. Именно поэтому, несмотря на всю стервозность этой особы, вы ее не могли уволить сразу же после смерти Раисы, хотя вам очень хотелось.
Я едва не падала в обморок от голода.
— Отдайте мне документ, — с хрипотцой в голосе потребовал Веретенников. — Вы все равно ничего не сможете доказать.
