— Константин Дмитриевич, ты же знаешь, у меня нет семейных забот. У меня есть только тихие семейные радости.
Неприятная тема, таким образом, была закрыта. Однако осадок от слов начальника в душе остался. Проведя в тягостных размышлениях остаток рабочего дня (благо дел на сегодня было немного), вечером Турецкий решил действовать.
По пути с работы Турецкий заехал в супермаркет и накупил всякой вкусной всячины: копченое мясо, куриный рулет, селедочку в винном соусе, немного фруктов, немного сладостей, немного икры и большой кусок свинины. Поразмыслив, он добавил ко всем этим элементам сладкой жизни две бутылки шампанского и бутылку водки (нужно ведь подумать и о себе).
Вернувшись домой, Александр Борисович, ни слова не говоря жене, прошествовал на кухню и принялся за работу. За час, который Турецкий провел у стола и плиты, жена лишь однажды появилась на пороге. Появилась, глянула на творящийся в ее епархии беспредел изумленными глазами, усмехнулась и ушла в гостиную.
И вот час расплаты настал. Александр Борисович торжественно поставил на стол блюдо с куском запеченной в горчице свинины. К основному блюду добавилось еще несколько тарелок с весьма аппетитными вещицами. А вслед за ними и шампанское с водкой.
Турецкий сел напротив Ирины, провел ладонью по вспотевшему от нечеловеческих усилий лбу и сказал:
— Уф-ф…
— Тэк-с, — сказала Ирина в ответ и насмешливо прищурилась. — И что все это значит? Тебя повысили по службе?
Турецкий покачал головой:
— Нет.
— Уволили? — спросила Ирина.
Александр Борисович усмехнулся:
— Опять мимо.
Ирина задумчиво нахмурила лоб:
— Ты меня пугаешь, Турецкий. Кажется, я перебрала в уме все радостные события. Что еще могло случиться?
— Ничего, — ответил Александр Борисович. — Просто я подумал, что мы давно с тобой не сидели вот так… тихо и по-семейному.
— Да что ты? — всплеснула руками Ирина. — Неужели соскучился?
— Напрасно иронизируешь, — спокойно сказал Турецкий. — Помнишь, как мы любили сидеть вот так в молодости? Тебе тогда не нравились рестораны и кафе. Ты говорила, что на свете нет ничего вкуснее еды, приготовленной руками любимого мужа. Неужели твои вкусы так сильно изменились с тех пор?
Ирина печально вздохнула:
— Да нет, вкусы-то как раз остались прежними. Муж изменился — вот беда.
— В таком случае считай этот вечер маленьким путешествием в прошлое!
Александр Борисович взял бутылку шампанского и, помудрив несколько секунд над пробкой, разлил шипящий, пенящийся, благоухающий напиток по высоким фужерам.
Однако Ирина не спешила успокаиваться.
— Не нравится мне все это, — подозрительно сказала она.
— Все это? — удивленно спросил Турецкий, обводя рукой стол, уставленный яствами.
— Я не про еду, я про сам пир. Такое ощущение, что ты меня замасливаешь. Или притупляешь мою бдительность. Шурик, скажи честно, что-то случилось? Тебя посылают в долгосрочную командировку?
— Ангел мой, успокойся, — мягко сказал Турецкий. — Никуда меня не отправляют. Обещаю, что отныне я буду устраивать для тебя маленький пир регулярно.
— Регулярно? Раз в год, что ли?
Турецкий отрицательно покачал головой:
— У-у…
— Еще чаще?!
Он кивнул:
— Угу.
Ирина взяла фужер с шампанским, пересела с кресла на диван, улыбнулась и обвила шею мужа гибкими, тонкими руками:
— Ты моя радость…
— Нет, — возразил Турецкий, — это ты моя радость. А я — дерьмо, которое портит тебе жизнь.
— Дурачок. — Ирина нежно поцеловала мужа в щеку. — Ты не поверишь, но я видела от тебя не только гадости. Иногда мне было очень и очень приятно проводить с тобой время.
— Неужели? — притворно удивился Турецкий.
Ирина кивнула:
— Да.
— Наверное, в те моменты, когда я спал, отвернувшись зубами к стенке?
Ирина засмеялась:
— И в эти моменты тоже.
— Ну тогда давай выпьем за то, чтобы в нашей совместной жизни было как можно больше радостных моментов! — провозгласил Турецкий.
— Давай!
Они чокнулись и отпили из своих фужеров.
— Ну как? — спросил Турецкий.
— Здорово! — сказала Ирина и поцеловала мужа в губы. — Хорошо, что Нинка у бабушки, да?
— Ты думаешь, она бы нам помешала?
Глаза Ирины заблестели теплым, томным блеском.
— Это смотря по тому, как ты собираешься продолжить этот вечер, — сказала она низким, грудным голосом.
Турецкий посмотрел на жену и хищно прищурился.
— Сегодня вечером я собираюсь тебя съесть! — угрожающе сказал он.
Ирина приблизила свое лицо к лицу мужа и улыбнулась.
— Звучит заманчиво, — тихо сказала она. — А не боишься подавиться?
Турецкий, не спуская с жены влюбленного взгляда, легонько покачал головой:
— Не-а. Посмотри, какие у меня острые зубы.
Он щелкнул зубами и тихо зарычал.
— Какие мы страшные, — прошептала Ирина.
Она поставила бокал с шампанским на стол.
И в этот многообещающий для Александра Борисовича момент зазвонил телефон.
— Пусть катятся к черту! — сказал Турецкий, сжимая жену в объятиях.
Ирина покачала головой:
— А если это Нинка?
Она высвободилась из цепких объятий мужа и пошла к телефону.
— Алло, я слушаю. — Лицо Ирины помрачнело. — Хорошо, сейчас позову. — Она холодно посмотрела на Турецкого и сказала: — Тебя.
Мысленно чертыхаясь, Александр Борисович, подошел к телефону. Самые худшие ожидания Турецкого сбылись — это был Меркулов.
— Саня, привет, давно не виделись.
— Угу, — пробурчал Турецкий. — Часа три.
— Так много! С ума сойти. Но ничего, есть повод повидаться. Ты не смотрел сегодня новости?
— Нет. А что?
— Слышал что-нибудь о Лайэме Платте?
— Разумеется. Миллиардер и меценат. Вкладывает деньги в экономику России.
— Уже не вкладывает, — сказал Меркулов. — Два часа назад он умер.
— Очень жаль. А я здесь при чем?
— Ни при чем. Если не считать того, что ты будешь расследовать это дело.
— Черт… — Турецкий посмотрел на Ирину. Она была мрачнее тучи. Глаза жены, прежде такие теплые и мерцающие, стали холодными и неприязненными.
