— Квартиры в Москве у Мохнаткина нет…
— Секунду, я точно помню, как он мне из дома звонил. Может быть, снимает?
— Нет, не снимает. Мохнаткин живет в офисе. Семьи у него тоже нет: детей нет, жены тоже нет. Точнее, она была. Тоже лазала по скалам и шесть лет назад разбилась при восхождении на Хидден-пик. Пока все… Между прочим, Юра, если ты думаешь, что я схалтурил — узнал такую малость, потратив черт знает сколько времени, то ты ошибаешься. Это совершенно эксклюзивные сведения. Этого практически никто не знает. Ни в Федерации альпинизма, ни где еще…
— Спасибо, Сева, я в твоем профессионализме ни на йоту не сомневаюсь.
Ну и дела. Гордеев вспомнил диалог с Мохнаткиным по поводу его личной жизни. Он спросил тогда:
«Вы женаты?»
«Да уж».
«Интересно, как ей такой образ жизни мужа? Или она тоже скалолаз?»
«Нет, зачем нам такая семья? Она детей воспитывает».
«Сколько их у вас?»
«Трое».
«Понятно. Так как же насчет жены? Не отвечайте, если не хотите».
«Отчего же? Знаете, с женой до свадьбы мы разговаривали довольно мало. Потом поженились и теперь почти совсем не разговариваем…»
Итак, все это оказалось фикцией. Зачем он говорил неправду? В общем-то, имея за плечами такую драму — гибель жены, можно и соврать. Что он, очевидно, и делал — врал всем. Но все-таки, столько времени прошло. Странный человек…
В конце рабочего дня, когда Гордеев терпеливо досиживал в своем «присутственном месте», позвонил Турецкий.
— Гордеев, что делаешь?
Юрий Петрович немного напрягся: когда Турецкий называл его по фамилии, ничего хорошего обычно вслед за этим не следовало.
— Вообще-то, — осторожно сказал адвокат, — я очень занят. У меня сейчас сидит новый клиент — арабский шейх, предлагает мне нефтяную скважину, если я найду закатившийся под диван любимый алмаз его бабушки.
— Тоже мне работка, — пренебрежительно протянул Турецкий. — Плевое же дело!
— Да? — обидчиво переспросил Гордеев. — А ты знаешь, какие у шейхов диваны?! Его только отодвигать — неделя уйдет. Потом еще надо разбить местность на квадраты, потом…
— Ладно, — оборвал Турецкий. — Хватит баклуши бить, приезжай ко мне на работу. Кофе попьем.
— В конце рабочего дня? — усомнился адвокат, официально практикующий здоровый образ жизни, а в одиночку потребляющий кофе литрами.
— Тогда пива.
— На работе? — еще больше возмутился Гордеев.
— Тебе не угодишь. Тогда мы уйдем с работы.
— Тогда зачем мне к тебе туда приезжать? — вполне резонно спросил рациональный Гордеев.
— Слушай, умник, — вышел из себя Турецкий, — бери ноги в руки и скачи на Большую Дмитровку!
— Подчиняюсь грубой силе, — сказал Гордеев, даже не предполагая, насколько окажется прав.
Когда Гордеев приехал, Турецкий сказал:
— Юра, я пригласил тебя, чтобы сообщить нехорошую новость.
— Кто к нам едет? — осведомился Гордеев.
— Ты едешь. И не к нам, а от нас.
— Куда это я еду? — удивился Гордеев. — Я же вроде не на государственной службе.
— Юра, ты слышал, что, когда дела идут хорошо, это означает, что что-то должно случиться в самом ближайшем будущем?
Гордеев кивнул:
— Я бы даже сказал больше: из всех неприятностей произойдет именно та, ущерб от которой больше всего.
— Точно. В общем, ситуация такая. Надо срочно найти Носкова. Найти и вернуть его на родину. Родина его заждалась, и она по нему скучает.
— Носкова? — удивился Гордеев. — Нового зама генерального? А что с ним случилось?
— Загулял мужик, — коротко объяснил Турецкий. — Поехал в командировку в Европу и… В общем, возвращаться он почему-то не намерен. А это очень скверно, потому что… нехорошо, в общем. Непорядочно. Понимаешь?
— Понимаю, — машинально кивнул Гордеев, хотя не понимал ничего.
— Вот. Его тут работа ждет. Жена, семья. А он там с какой-то вертихвосткой ошивается.
— С кем?
— Не знаю. Предположительно с бабой гуляет.
— С кем не бывает. Расслабился мужик. Войдите в положение.
— Он — на службе, — напомнил Турецкий.
— Но я-то — нет! Почему ты меня об этом просишь? — изумился наконец Гордеев, и изумился еще и сам себе: почему только сейчас об этом спросил?!
— Потому что ты там уже бывал — это во-первых… ну и достаточно. Неужели ты не можешь мне сделать такое одолжение? Пойми, чудак, если ты сможешь его под белы рученьки по-быстрому в Москву доставить, ты нам всем здорово жизнь облегчишь. Во-первых, крендель этот из Генпрокуратуры как пить дать вылетит, а значит, я смогу тебе опять нормально помогать в твоих поисках, не будучи связан всякими идиотскими заданиями. Ну так что скажешь? В общем-то, это ведь несложно… Он небось просто на пляже валяется…
— Знаю я, что за этим кроется, — пробурчал Гордеев. — Если кажется, что работу сделать легко, это непременно будет трудно. А если на вид она трудна, значит, выполнить ее абсолютно невозможно. И потом, что значит, я там уже бывал?! Где — там?
— В Испании.
— А точнее? — осторожно спросил Гордеев.
— В Сан-Себастьяне.
— Вот тебе раз!
— Не понимаю, что тебя не устраивает? Лето фактически, солнце, море! Другой был бы счастлив. Да еще за государственный счет!
— Слишком много солнца, — проворчал Гордеев. — Градусов тридцать пять, не меньше, если не все сорок.
— На тебя не угодишь. Ну ладно, обещаю, что следующий раз будет весной. Или осенью.
— Какой еще следующий раз?!
— Да я шучу! Ну так что, Юра?
Гордеев вздохнул:
— А что, разве у меня есть выбор? Я же у тебя в долгу…
— Гора с плеч, — сказал Турецкий, хотя выглядел по-прежнему очень озабоченным. Гордеев вообще не мог вспомнить, когда видел его таким последний раз. — Я должен еще кое-что объяснить. Понимаешь, Юра, существует четыре типа чиновников: тот, кто сидит спокойно и ничего не делает; тот, кто говорит о том, что надо сидеть спокойно и ничего не делать; тот, кто делает; и, наконец, тот, кто говорит о том, что надо делать. Как ты думаешь, к какому типу принадлежит наш драгоценный Михаил Павлович Носков?
— К последнему, конечно, — уверенно сказал Гордеев.
— Правильно. Так вот, ты не сильно удивишься, если я скажу тебе, что он на этой ниве изрядно преуспел и сейчас таскает по свету в своей голове государственные секреты?
— Так вот в чем дело, — сообразил Гордеев.
