— Вы видели, как он проделывал это раньше?
— Еще бы. Вот вам наглядный пример. После того как Оскара убили, я решила, что останусь в Гуантанамо как можно дольше. Я хотела быть там, хотела держать открытыми глаза и уши, пока не найду того ублюдка, который проник в наш дом и застрелил Оскара. Лейтенант Джонсон был в числе первых, кто пожаловался непосредственному начальнику Оскара и заявил, что меня следует вышвырнуть с базы, поскольку мое присутствие, дескать, подрывает моральный дух людей.
— Совершенно очевидно: он уверен в том, что вы застрелили своего мужа.
— Я не шучу. А рассказал он вам о том, что хотел, чтобы меня выгнали с Гуантанамо, еще до того, как СКР ВМФ представила свой отчет? Черт, да тело Оскара не успело остыть, а он уже начал делать все, чтобы меня убрали с базы.
— Может быть, он заранее знал, что будет написано в отчете.
Она вопросительно изогнула бровь, и Джек сообразил, какой намек содержался в его замечании.
— Я так рада услышать эти слова из ваших уст, — сказала Линдси. — Приятно сознавать, что я не единственная, кто понимает: к тому моменту, когда я была названа в отчете главной подозреваемой, все уже было решено и механизм фальсификации запущен. Что еще вам поведал лейтенант Джонсон?
— Мне не удалось подробно расспросить его об обстоятельствах смерти вашего мужа. Каждые пять минут юрист из управления начальника военно-юридической службы напоминал ему, что он волен в любой момент уйти, и наконец он воспользовался своим правом.
— С кем еще вам удалось поговорить?
— Больше ни с кем. Все остальные свидетели из моего списка были переведены на другую базу.
— Невероятно. Но заглянуть ко мне домой вы хотя бы сумели?
— Всего на несколько минут. Следователи ушли с места преступления две недели назад. Теперь там живут другие люди. Ваш дом вылизали и перекрасили.
— Вот, значит, как все повернулось? Вы проделали такой путь, чтобы провести одну-единственную беседу и на пару минут задержаться на месте преступления, где уже все изменилось?
— Боюсь, именно так все и выглядит. С того момента, как мы встретились с лейтенантом Джонсоном, командованию базы, по-моему, прямо-таки не терпелось от нас избавиться.
Линдси провела рукой по волосам. Голову она не подняла.
— Это лишь подтверждает то, о чем я говорила с самого начала. Они заняли круговую оборону, потому что боятся, как бы вы не установили настоящую причину убийства Оскара.
— Доказать это будет очень нелегко, но у нас имеется одна важная ниточка. Когда мы с Софией собирались вылететь из Гаваны, нас задержали по приказу кубинского правительства. У них есть один охранник-кубинец, который в момент убийства находился на сторожевой вышке, и его свидетельские показания могут оказаться полезными.
— Кубинский солдат?
— Да. Кубинцы и американцы там постоянно следят друг за другом. Так что нет ничего удивительного в том, что кто-то по другую сторону колючей проволоки мог кое-что заметить.
— Что он видел?
— Я еще не допрашивал его, поэтому не хочу вселять в вас чрезмерную надежду. Но, по словам полковника, с которым мы встречались, один из кубинских охранников видел, как вы ушли из дома на работу. И, что более важно, он видел, как потом кто-то другой вошел в дом.
Линдси приоткрыла от удивления рот.
— Боже мой. Это фантастика! Он видел, кто это был?
— Они утверждают, что он может опознать этого человека. Но пока что не назвали его имени.
— Почему?
— Потому что они хотят, чтобы я заключил с ними сделку. Они дадут мне кубинского солдата в качестве свидетеля, только если я пообещаю им кое-что взамен.
— Ну, так дайте им это! Что им нужно?
— Не имеет решительно никакого значения, чего они хотят. Если сделка состоится, вообще любая сделка, обвинитель уничтожит нас на глазах у присяжных. Мы сможем выставить кубинского солдата в зале суда Майами для дачи свидетельских показаний в вашу пользу только в том случае, если все будет чисто, без всяких сделок и тайных соглашений.
— Кто это сказал?
— Можете мне поверить. Это мое авторитетное мнение.
— Но это же моя жизнь. Мне грозит смертный приговор, а вы говорите, что я должна отказаться от свидетеля, который может показать, что видел, как в мой дом входил посторонний человек, и все из-за того, что я могу ненароком задеть чувства нескольких американцев кубинского происхождения в жюри присяжных?
— Я полагаю, что, если мы разыграем свои карты правильно, правительство Кубы не останется в стороне.
— Итак, что вы им ответили?
— Что я не стану заключать никаких соглашений.
— Вы что?
— Не злитесь.
— Я не просто зла, я в бешенстве! — Она вскочила со стула и принялась ходить взад и вперед по комнатке. — Вам следовало позвонить мне, прежде чем принимать решение такого рода.
— Вы и вправду ожидали, что я мог заказать приватный разговор с американской тюрьмой из кубинского военного офиса? У меня есть идея получше. Почему бы нам с вами не продемонстрировать нашу беседу адвоката с клиентом в шоу-программе «Сегодня вечером»?
Она перестала метаться по комнате и вернулась на свое место. Джек ясно увидел, какие у нее воспаленные от недостатка сна глаза. Она казалась сломленной, и, когда заговорила, в голосе ее не было уверенности — только усталость.
— У меня не хватит на это сил, Джек.
— Для этого вы и наняли меня.
— Вы все еще не понимаете, что я чувствую.
— Понимаю.
— Нет, вы не можете понять. У меня разрывается сердце при мысли о том, что я могу больше не увидеть сына. А стоит мне подумать, что он считает меня убийцей его отца… — Она умолкла, не в состоянии закончить предложение. — Вы просто не можете представить себе, что я чувствую.
Джек задумался над ее словами, ему не впервые приходилось их слышать: дескать, пока у вас не появятся собственные дети, вы не сможете понять чувства родителей.
— Наверное, вы правы.
— Если только…
— Если только что? — спросил Джек.
— Если только у вас нет личной заинтересованности в благоприятном исходе.
— Брайан — мой биологический сын. Разве это недостаточная личная заинтересованность?
— Нет. Если, проиграв, вы ничего не потеряете, то нет.
— Брайан лишится матери, если я проиграю дело. По-моему, это серьезная потеря.
— Для Брайана, не для вас.
— Не вижу разницы. Я делаю то, что делаю, ради него.
— Разве? Или, может быть, вы сидите и думаете про себя: «Хорошо. Если я проиграю это дело, то позабочусь о Брайане. Я сделаю все, чтобы он получил достойное воспитание. Я буду жить собственной жизнью вместе с Брайаном».
