— Ты ведь можешь повторить эти слова! — Рода Бикорски сжала плечо мужа, потом дотронулась до его подбородка. — Необходимо прояснить ситуацию, Марти.
Он говорил правду. Я была в этом уверена. Все улики против него были случайными.
— Вы вышли покурить около двух часов ночи с понедельника на вторник?
— Да. Дурацкая привычка, но, когда просыпаешься и знаешь, что не уснуть, пара сигарет может успокоить.
Я случайно посмотрела в окно и заметила, как ветрено стало на улице. Это мне кое о чем напомнило.
— Погодите минутку, — сказала я. — В ночь с понедельника на вторник было ветрено и холодно. Вы сидели прямо на улице?
Он задумался.
— Нет, я сидел в машине.
— В гараже?
— Машина стояла на подъездной аллее. Я включил двигатель.
Они с Родой обменялись взглядами. Она словно предупреждала, чтобы он ничего больше не говорил. Зазвонил телефон. Было заметно, что он рад предлогу выйти из-за стола. Вскоре Марти вернулся с сумрачным выражением лица.
— Карли, звонил мой адвокат. Он вне себя, что я вас впустил. Велит мне не говорить больше ни слова.
— Папочка, ты с ума сошел?
В кухню вошла маленькая девочка лет четырех в наброшенном на плечи одеяльце, край которого волочился по полу. У нее были белокурые волосы и голубые, как у матери, глаза, но очень бледное личико. Вся она казалась такой хрупкой, что мне сразу вспомнились изысканные фарфоровые куклы, которых я однажды видела в Музее кукол.
Бикорски нагнулся и взял девочку на руки.
— Я не сошел с ума, детка. Ты хорошо поспала?
— Угу.
Он повернулся ко мне.
— Карли, это наша Мэгги.
— Папа, ты должен говорить, что я твое сокровище.
Он притворился, что шокирован.
— Как же я мог забыть? Карли, это наше сокровище, Мэгги. А это Карли, детка.
Я пожала маленькую ручку.
— Очень приятно познакомиться, Карли, — сказала она с задумчивой улыбкой.
Мне трудно было сдерживать слезы. Очевидно было, что девочка очень, очень больна.
— Привет, Мэгги. Рада с тобой познакомиться.
— А почему бы мне не приготовить тебе какао, пока мама провожает Карли? — предложил Марти.
Она похлопала его по забинтованной руке.
— Папочка, обещаешь, что, когда будешь варить какао, больше не обожжешься?
— Обещаю, принцесса. — Он взглянул на меня. — Если хотите, Карли, можете об этом написать.
— Так и сделаю, — тихо произнесла я.
Рода проводила меня до двери.
— У Мэгги опухоль головного мозга. Знаете, что мне сказали врачи три месяца назад? Они сказали: «Забирайте ее домой и наслаждайтесь тихим семейным счастьем. Не мучайте дочь химиотерапией или облучением и не дайте шарлатанам уговорить себя на какое-нибудь невиданное лечение, потому что все это не поможет». Они сказали, что Мэгги не доживет до следующего Рождества. — Щеки женщины запылали еще ярче. — Карли, хочу сказать вам вот что. Когда неустанно, дни и ночи напролет, как мы с Марти, молишь небеса о том, чтобы Господь пощадил единственное дитя, не станешь гневить Его тем, что поджигаешь чей-то дом.
Чтобы не разрыдаться, она прикусила губу.
— Я уговорила Марти получить ту вторую закладную. В прошлом году навещала в хосписе при больнице Святой Анны умирающую подругу. Николас Спенсер работал там волонтером. Мы познакомились. Ник рассказал мне о вакцине, над которой работает. Он не сомневался, что эта вакцина поможет излечить рак. Именно тогда я уговорила Марти вложить в компанию все наши деньги.
— Вы познакомились с Николасом Спенсером в хосписе? Он был там волонтером?
Я была настолько изумлена, что язык с трудом повиновался.
— Да. И только в прошлом месяце, когда мы узнали про Мэгги, я поехала туда, чтобы с ним повидаться. Ник сказал, что вакцина еще не готова и потому он не сможет помочь нашей девочке. Невозможно представить, что такой уверенный в себе человек мог обмануть, мог рисковать… — Покачав головой, она прижала ладонь ко рту, но не смогла сдержать рыданий. — Моя малютка умрет!
— Мамочка!
— Иду, детка.
Рода поспешно вытирала слезы, струившиеся по ее щекам.
— Я интуитивно приняла сторону Марти, — сказала я, открывая дверь. — А теперь, когда мы знакомы, если есть способ помочь, постараюсь его найти.
Пожав ей руку, я вышла.
По дороге в Нью-Йорк позвонила, чтобы прочитать сообщения. То, что получила, повергло меня в дрожь: «Привет, мисс Декарло, это Милли. Вчера я обслуживала вас в закусочной Каспиена. Знаю, что завтра вы собирались навестить доктора Бродрика. Наверное, вам надо это знать: сегодня, когда он делал утреннюю пробежку, его сбила машина, а водитель скрылся. Врачи говорят, он не выживет».
18
Полагаю, я доехала домой на «автопилоте». Думала лишь об этом происшествии, в результате которого доктор Бродрик впал в кому и находился в критическом состоянии. Был ли это несчастный случай?
Вчера сразу после разговора с доктором Бродриком я отправилась в офис «Джен-стоун» и принялась выяснять, кто посылал за этими записями. Беседовала с доктором Челтавини и доктором Кендалл. Говоря о мужчине с рыжеватыми волосами, как описал его мне доктор Бродрик, я выспрашивала сотрудников о других возможных курьерских службах. И вот этим утром, лишь несколько часов спустя, доктора Бродрика сбивает какой-то автомобиль.
Из машины позвонила в закусочную Каспиена и поговорила с Милли. Она рассказала, что несчастный случай произошел в шесть утра в парке округа, рядом с домом Бродрика.
— Полиция считает, тот водитель был, наверное, пьян или типа того, — сказала Милли. — Чтобы сбить доктора, ему надо было здорово съехать с дороги. Ну разве это не ужасно? Помолитесь за него, Карли.
— Непременно помолюсь.
Приехав домой, я переоделась в удобны и легкий джемпер, слаксы и тапочки. В пять часов налила себе бокал вина, достала сыра и крекеров, положила ноги на скамеечку и принялась думать о прошедшем дне.
Встреча с Мэгги, которой оставалось жить всего несколько месяцев, оживила воспоминания о Патрике.
«Будь у меня выбор, — думала я, — хуже, наверное, было бы, если бы Патрик дожил до четырех лет. Не легче разве было потерять его нескольких дней от роду, чем ждать, пока он обретет душу и станет центром жизни для меня, как Мэгги для Роды и Марти Бикорски? Если бы… Если бы… Если бы хромосомы, из которых формировалось сердце Патрика, не были с изъяном. Если бы можно было уничтожить раковые клетки, проникшие в мозг Мэгги…»
Разумеется, задавать подобные вопросы бессмысленно, потому что ответов на них нет. Этого не произошло, поэтому мы никогда не узнаем, как могло бы быть. Сейчас Патрику было бы десять. В своем воображении вижу его таким, каким он мог бы стать. У него были бы, конечно, темные волосы, как у его отца, Грега. Возможно, он был бы высоким для своего возраста.
