Но велик ли смысл в таком возмущении?
– А где сдают? – спросила Вика.
Женщина разогнулась снова и ответила:
– В Пречистом найдешь, может. Зять говорил, у него соседка вроде хотела квартиру сдать.
– Далеко это? – деловито поинтересовалась Вика.
– Восемь километров. Сразу за Кучами. Автобус ходит. Дом вот такой же, четыре этажа, от шоссе второй.
Автобус стоял на площади у платформы. Наверное, его расписание было связано с прибытием электрички. Как только Вика вошла и села у окна, он медленно двинулся в длинной пробке, в основном состоящей из груженых фур.
Ей не верилось, что вчера она шла по улице Оксфорда.
Нет никакого Оксфорда. Ничего нет – только вереница плюющихся дымом большегрузов, и пять-шесть панельных домов вдоль шоссе, и редкий лес с желтеющими березами и съеденными жучком сухими елками, и две девчонки лет двадцати, медленно идущие с детскими колясками по обочине, смеющиеся и за разговором безостановочно сплевывающие шелуху от семечек… Призрачность всего, что не имеет отношения к этому миру, была так очевидна, что Вику прошиб холод.
«Но Витька-то не призрак! – одернула она себя. – Ну и нечего тут страхи разводить».
Второй дом от шоссе в Пречистом действительно выглядел родным братом того, возле которого женщина копала морковку у платформы Новопетровская. Разыскивать зятя той женщины Вика не стала. Зачем, если все равно ни с ней, ни с ним не знакома? Она просто спросила у первого же вышедшего из подъезда мужика, кто здесь хотел сдать квартиру, и через минуту уже звонила в дверь на втором этаже.
Вике почему-то представлялось, что хозяйка будет так же похожа на приземистую женщину с морковкой, как похожи их дома. Но эта оказалась совсем другая – Викина ровесница, с правильными чертами простонародного, но не грубого лица.
– Ну да, собираюсь сдавать, – подтвердила она. – А тебе кто сказал?
– Попутчица в электричке, – ответила Вика.
Практически так оно и было. И тратить время, описывая всю цепочку случайных людей и слов, приведших ее сюда, не имело ни малейшего смысла.
– Вот же ушлый народ! – хмыкнула хозяйка. – Девять дней только вчера было, уже жильцов шлют. А ты сама откуда приехала?
– Из Пермского края.
– Работать?
– Понятно, не гулять, – усмехнулась Вика.
– Совсем не понятно, – в тон ей усмехнулась хозяйка. – Такие, как ты, в Москву на гулянку едут. Она же и работа, правда.
Девка была резкая, но не стервозная. Как себя с ней вести, было понятно.
– Я – работать, – сказала Вика. – Ресницы наращивать.
– Да? – В глазах хозяйки вспыхнул интерес. – А дома почему не наращиваешь?
– Дома желающих мало, – объяснила Вика. – И к тому же я с мужем разошлась, а квартира его, так что и жить теперь негде.
– А дети есть?
В ее голосе послышалось что-то вроде сочувствия, не глубокого, но достаточного для того, чтобы сдать квартиру.
– Сына с матерью оставила.
Необычные сведения о себе Вика сообщать не собиралась. Пользы от них нет наверняка, а вред весьма вероятен. Люди не любят необычное. И это еще мало сказать, не любят.
– Я в принципе не против, – сказала хозяйка. – Думала, правда, после сороковин квартиру сдать. У меня мать умерла, – пояснила она. – Ну там душа, говорят, до сорока дней в доме, или что-то типа того. Но ты не чурка зато. Так что, в принципе, могу и сейчас… Если не боишься.
– Не боюсь.
Это была правда. Вика и вообще была не из пугливых, а с тех пор как у нее родился Витька и она поняла, чего на самом деле следует бояться, страх перед блуждающими душами мог вызвать у нее лишь снисходительную улыбку.
– Пошли тогда, – сказала хозяйка. – Я Лена. А квартира вот эта. – Она кивнула на дверь напротив. – Сейчас ключ возьму. Да, а цена тебя устраивает?
Названная Леной цена Вику устраивала вполне. Она даже обрадовалась: не ожидала, что в Москве – ну, не в Москве, но в пределах поездки на электричке – найдет жилье за такие деньги. Конечно, после электрички автобус еще… Но все равно приемлемо, даже очень.
Квартира, правда, не понравилась ей совсем. Не потому, что потолки низкие, кухня – вдвоем не разминешься, и обои наклеены, наверное, еще при советской власти. Но вот то, что жизнь старого и больного человека долго тянулась в этих стенах… Войдя, Вика перестала дышать носом.
– Я потому и прошу недорого, – словно оправдываясь, сказала Лена. – Вонизм тот еще, да. Говорю же, думала таджикам сдать.
– Ничего, – сказала Вика. – Обживусь.
– Я тебе зато регистрацию сделаю, – пообещала Лена. – Нужна ведь?
– Нужна, – кивнула Вика.
Регистрация была нужна, и цена подходила, и расстояние. И надо было с самого начала утвердиться в понимании того, что «нравится», «не нравится», и все вариации этих слов не должны больше иметь для нее значения.
– А ресницы мне приклеишь? – спросила Лена. – Интересно! Я ни разу не наращивала. Хотя свои страшные, как вся моя жизнь.
Ресницы у Лены были не страшные, а самые обыкновенные – светлые и недлинные, как у большинства русоволосых женщин, как и у самой Вики.
– Сделаю, – улыбнулась Вика.
– Давай прямо сейчас!
И жизнь у Лены, видно, была не страшная, но очень скучная, потому она и обрадовалась неожиданному развлечению.
– Ладно, – согласилась Вика. – Только глаза твои сфотографирую до и после.
– Зачем? – насторожилась Лена.
– Выложу у себя в блоге – что было, что стало. Люди на картинку реагируют, а мне клиентура нужна.
– А, реклама, – поняла Лена. – Ладно, фоткай. Но тогда бесплатно делай!
Это было уже нахальство – с какой радости бесплатно? Вика всем клиенткам ставила условие, обязательная фотография глаз до и после ее работы, и что в этом особенного? Но спорить с хозяйкой сейчас не хотелось: все-таки ни квартира еще не снята, ни регистрация не оформлена. Мало ли…
– Только давай к тебе пойдем, – сказала Вика. – У тебя скамейка низенькая есть? Ну, детская, или чтобы корову доить.
– Детской нет, а для дойки найду, – хмыкнула Лена. – Мать когда-то корову держала, у нас тут и сарай рядом остался. А зачем низкая скамейка?
– У тебя же стола специального нету. Ты на диван ляжешь, – объяснила Вика. – А мне рядом сидеть надо, и чтобы руки на уровне твоих глаз были. Это же долго, ресницы наращивать, часа два уйдет.
– Два часа! – ахнула Лена. – Я думала, полоски на глаза наклеишь, и все.
– Полоски сто лет назад были. А сейчас к каждой ресничке искусственную приклеивают. От своих не отличишь потом.
