Да Вика и не ждала разъяснений. Темная тень, наползающая на жизнь, и так была для нее очевидна.
Она только хотела знать, что ей, вот именно ей, Вике Дерби из школы над Камой, делать в сложившихся обстоятельствах.
– Мы будем жить и работать, – сказал Исай Ливериевич. – Будем учить детей. Что нам еще остается, Вика?
– Ничего не остается… – пробормотала она.
О том, что именно дети ее больше всего и пугают, говорить Ненастьеву она не стала. Он и сам наверняка это знает, и даже получше, чем она. Одного Вика не понимала: как же она могла не замечать, что это начинается, крепнет, становится всеобъемлющим? Оправдывало ее лишь то, что произошло все это мгновенно, а вернее, как-то мгновенно, одномоментно вышли на поверхность мрачные силы, душащие жизнь.
На литературном кружке Алина Петрик из восьмого «Б» прочитала рассказ, написанный по впечатлениям от летней поездки с родителями в Испанию. В нем рассказывалось, что большинство жителей Барселоны лицемеры, потому что постоянно улыбаются незнакомым людям.
– А ты не предполагаешь, что им приятнее улыбнуться незнакомому человеку, чем посмотреть на него волком? – спросила Вика.
Она уже догадывалась, что услышит в ответ.
– У них неискренние улыбки, – уверенно сказала Алина. – Это же понятно.
– Почему это понятно?
– Ну, у нас же никто вот так вот не улыбается каждому встречному-поперечному.
– А ты не допускаешь, что в этом смысле не они, а мы ведем себя неправильно?
– Не допускаю, – отчеканила Петрик. – Это непатриотично, так говорить о своей стране.
Вика не поверила своим ушам. Она и глазам своим уже не верила. Алина была красивая, длинноногая, и прическа у нее была не «вшивый домик», а современный боб. Но чеканные интонации были те же самые, что у начальницы управления образования, и сделать с этим ничего уже было нельзя. Вика, во всяком случае, не знала, что с этим делать. Она учила эту девочку, самую обыкновенную, неглупую и веселую девочку, пять лет, и все оказалось бесполезно. И Ваню Малеева учила, а он сказал, что согласен с Алиной, а все остальные, кого Вика учила тоже, просто промолчали. И даже то, что после кружка к ней подошел Коля из седьмого класса и, с опаской какой-то озираясь, быстро проговорил, что Алинка просто дура, – даже это ее не утешило.
Но надо было жить и работать, Исай Ливериевич был прав.
Она умела только учить русскому языку и литературе. Она любила только эту работу. Она не представляла без этой работы свою жизнь. А главное, у нее был Витька, его надо было вырастить, и это было самым весомым аргументом против того, чтобы опустить руки.
Того, что произойдет через неделю, Вика предвидеть не могла. Да и никто не мог этого предвидеть, иначе подготовились бы, может. Хотя как к такому подготовишься…
Глава 5
– Ненастьева «Скорая» увезла!
Вика не успела войти в здание, еще оббивала снег с сапог на крыльце, когда бросилась к ней с этими словами химичка Оля Воротынская.
– Что случилось? – быстро спросила Вика.
По тому, как гулко грохнуло сердце, она поняла: произошло что-то ужасное.
Витька заболел корью, Вика взяла больничный и неделю не была в школе. Первый день сегодня вышла, к третьему уроку.
– Комиссия приходила, – торопливо рассказывала Оля. Они так и стояли на крыльце, отворачиваясь от пронизывающего февральского ветра. – Из округа, из управления образования, три дня нас проверяли. Что-то в планах не то нашли, ну, в общем. Ерунда фактически, но кровь попортили, конечно. А сегодня с самого утра… Вдруг Синицына опять является, и с ней трое.
Синицына – это была та самая начальница с вечно поджатыми губами.
– Какие трое? – спросила Вика.
– Никто их не знает. Они не из управления образования вообще. Компьютеры стали проверять. В кабинетах во всех, в учительской… В продленке даже. Ну и говорят…
Оля махнула рукой и заплакала.
– Что говорят? – заорала Вика. – Да перестань ты реветь!
– Я ничего, Вик. – Оля вытерла слезы и взглянула на нее с испугом. – Сказали, что со школьных компьютеров заходят на порносайты, из продленки как раз, и с директорского будто бы тоже.
Вика онемела. Что за бред? Первоклассники в продленке заходят на порносайты?
Но по тому, как ужас из сердца поднялся к горлу, она уже понимала: не бред это. Если бы бред!
– У нас же на всех компах контроль стоит, – с трудом выговорила она. – С них же нельзя на порносайты зайти, даже если б захотел кто-нибудь.
– Ну! Ненастьев им так и сказал. А они говорят: нет, у вас ученики по порносайтам лазают, и вы их к этому поощряете. Представляешь? Это же уголовное дело готовое… Еще педофилию пришьют!
– Да мало ли что они сказали! – воскликнула Вика. Возмущение ее оказалось сильнее ужаса и оцепенения. – Доказательства у них какие?
– А кто с них доказательств потребует? – вздохнула Оля. – Как захотят, так и будет. Кто им что сделает? Ушли, а у Исай Ливерьича сердечный приступ…
«Конечно! – подумала Вика. – Не все же к такому безобразию как к закату-восходу относятся!»
Думала она об этом уже на бегу: забыв обо всем, Вика бросилась в больницу.
И не успела. С рыдающей Наташкой она столкнулась на улице перед больничным зданием…
Все, что происходило в следующие три дня, слилось в Викином сознании в одно черное пятно. Гражданская панихида в школе, отпевание по старообрядческому канону – на этом настояла мама Исая Ливериевича, которая, оказывается, была жива, – ее потемневшее, как лик на иконе, лицо, суровый взгляд, ни единой слезы у гроба… Только перед тем как бросить землю в могилу сына, она сказала: «Пусть будут прокляты», – и все поняли, к кому относятся ее слова, к чему они относятся.
Хорошо, что на следующий день пришлось двадцать третье февраля, выходной, а за ним суббота и воскресенье. Вика не могла себя заставить не то что в школу пойти, даже с кровати подняться.
Все стало ей безразлично – что будет дальше, что будет с нею, с ее настоящим и будущим. Витька смотрел на нее удивленно и обиженно, но и это не приводило ее в чувство.
В понедельник, едва войдя в школу, Вика увидела, что в директорском кабинете начался ремонт.
– Директрису новую уже назначили, – шепнула ей историчка Таня. – Завуч из третьей школы, знаешь?
Завуча из третьей школы Вика знала. Все друг друга знали в маленьком городе Крамском.
– Рабочих с утра прямо вызвали, – озираясь, сообщила Таня. – Она сказала, ей противно в такую атмосферу даже входить.
«Такой атмосферой» новая директриса назвала, конечно же, фотообои. На них был вид Манхэттена с небоскреба – крыши, уходящие вдаль во все стороны, шпили и башни, дымка над океаном, деревья Центрального парка далеко внизу… Год назад Исай Ливериевич увидел эти обои в Интернете и сразу же заказал. Ему нравилось ощущение простора, которым наполнился его тесный кабинетик, и Вике это нравилось тоже, особенно когда у Исая Ливериевича было открыто окно и небоскребы соседствовали с Камой.
