– Извините, Дмитрий Павлович, – сказала Вика. – Я вас увидела и… И вот.
– Что же я вас в такое отчаяние ввел, а?
Он поднялся, сел рядом. Отпустил ее руки при этом, конечно.
– Вы не ввели… То есть это не вы. У меня бумажник украли. Деньги и все вообще.
«И из-за этого я впала в отчаяние? – с недоумением подумала Вика. – Да что это со мной было?»
Теперь она в самом деле не понимала, почему еще пять минут назад ей не хотелось жить.
– А паспорт? – спросил Зимин.
Вика быстро расстегнула сумку. Паспорт был на месте: он лежал в отдельном кармашке под замком, и его не вынули через прорезь.
– Ну вот видите, – сказал он. – Все не так страшно. Да и если бы украли, ничего страшного тоже не было бы. Мы завтра пошли бы с вами в консульство и взяли справку.
Он сказал это так, как говорят о чем-то само собой разумеющемся. Как будто это точно было известно, что они встретились бы на Варвик-сквер.
– Возле Виктории гостиницы дешевые, – словно услышав ее мысли, сказал Зимин. – И самый центр, и до всего пешком дойдешь. Мы всегда здесь останавливаемся.
– Мы – это кто? – спросила Вика.
Нормальное восприятие действительности постепенно к ней возвращалось. Дети, глядящие на них с противоположной стороны улицы, – это его ученики, конечно. И им не терпится отправиться гулять по Лондону, и они не понимают, почему должны задерживаться из-за незнакомой тетки.
– Мы в Лондоне каждый год несколько дней проводим. Когда в Брайтон ездим, в летнюю языковую школу, – сказал Зимин. – Городок такой на Ла-Манше, знаете? На Английском проливе то есть, – уточнил он с улыбкой. – Англичане ведь полагают, что их пролив французы от снобизма Ла-Маншем называют, ну а французы, соответственно, презирают английские чудачества.
Он хотел ее отвлечь и успокоить, он делал это легко и словно бы мимоходом, но Вика все-таки заметила это. Не заметила даже, а поняла или, еще вернее, почувствовала.
– Вас дети ждут, Дмитрий Павлович, – сказала она. – Вы идите. Со мной все в порядке, честное слово.
– Что с вами все в порядке, я не сомневаюсь, – согласился он. – Но это в глобальном смысле. А в сиюминутном – может, пойдемте с нами, а, Вика? Или вы устали?
Отнекиваться, ссылаясь на усталость, было неловко. Не устала же она на самом-то деле, и Зимин, конечно, сразу заметит ее ложь. Да и себе врать тоже незачем – ну что она будет делать с опустошенной сумкой, на ночь глядя посреди Лондона?
– Спасибо, – сказала Вика, вставая. И зачем-то сообщила: – Здесь весной соловей пел, в этом сквере. Я своими ушами слышала.
Она сказала про соловья и сразу же догадалась, зачем: ей, будто маленькому ребенку, захотелось рассказать что-то интересное. Выглядело это, может быть, глупо, но от такой своей глупости Вике стало весело. Тем более что и Зимин улыбнулся ее словам.
– Есть английская песня, – сказал он. – Как запел соловей на Бакл-сквер, когда женщины провожали солдат на войну. Что-то вроде нашего «Синенького платочка». Есть пронзительные вещи, а почему они пронзительные, непонятно, вы правы.
И после его «вы правы» Вика поняла, что она хотела сказать именно о том, как песня соловья непонятным образом пронзает сердце.
Вот еще что он, оказывается, умеет – выявлять настоящий смысл слов.
От всего этого Вика совсем повеселела. И когда перешла вместе с Зиминым через улицу к ожидающим его ученикам, вид у нее был уже вполне обыкновенный. Даже следы слез почти не видны были на лице.
Оказалось, что честная компания из восьми человек направляется не к метро, а пешком в Вестминстер, а оттуда в Сохо.
– А вы не боитесь? – негромко спросила Вика.
Они с Зиминым шли позади его учеников.
– Чего я должен бояться?
– Ну, что они… Сохо – опасный район, мне кажется.
– Не боюсь, – сказал Зимин. – Они в Лондоне не первый раз, и в Сохо тоже. Ну и… Вы видели, как здесь мамы с детьми на велосипедах ездят? – неожиданно спросил он.
– Как? – недоуменно спросила Вика. – Я не обращала внимания.
Ей стало стыдно, что она не обращала внимания на такую, оказывается, важную вещь.
– Я это в первый же приезд заметил. – Опять он оборачивал жизнь таким загадочным образом, что неловкость от того, что ты чего-то не понимаешь, проходила мгновенно. – Смотрю, едет мама на большом велосипеде, за ней трое детей на не очень большом, совсем не большом и маленьком. На всех шлемы, наколенники. И ни разу – ни единого разу! – мама на свой выводок не обернулась. Даже когда на перекрестке поворачивали. Меня это тогда поразило… Ну как она может быть уверена, что у них все в порядке – не упал никто, с велосипедной дорожки никто не съехал, что они вообще за ней повернули, а не куда им вздумалось? Я потом долго об этом думал и понял, что все она делает правильно. И для ее детей это хорошо. И нашим неплохо этому поучиться. В условиях Сохо, инкубаторских по сравнению с Выхино по вечерам, – улыбнулся Зимин.
Вика улыбнулась тоже.
– А родители? – все-таки спросила она. – Родители же скандал поднимут.
Ей ли было этого не знать!
– Родителей я предупредил. И они мне все подписали бумагу, что не возражают, чтобы их дети гуляли самостоятельно по Лондону вообще и по Сохо в частности. Они же два месяца в Брайтоне в семьях жили, – объяснил Зимин. – И гуляли где хотели, и в океане плавали, и никто их с ложечки не кормил. Это правильно и хорошо, – повторил он.
Разговаривая, они шли медленно. Дети ушли далеко вперед. Один из парней обернулся.
– Дмитрий Палыч! – крикнул он. – Ну мы пойдем уже?
– Обратно дорогу найдете? – спросил Зимин.
Девчонки расхохотались от глупого предположения, что они могут не найти дорогу куда бы то ни было.
Все это было так понятно, так знакомо, что у Вики сжалось сердце. Ни разу за целый год такого не было, и вдруг…
– Все-таки я бы места себе не находила, пока они там гуляют, – сказала она.
– Я тоже не очень-то нахожу. Но ничего не поделаешь.
– Наверное… Мне просто трудно это представить. У нас в школе такое было бы невозможно.
– Вы работали в школе?
Удивительно, что он об этом догадался, а не решил, что она просто вспоминает свои школьные годы. Вика не была похожа на учительницу, ей всегда это говорили. И раньше не была похожа, и тем более теперь.
– Да, – помолчав, ответила она. – Правда, мне в это уже и самой не верится.
Глава 3
Что она закончит университет, не верил ни один человек.
Кроме Витьки, конечно, но Витька – это понятно: он знал, что мама всегда права и всего, чего захочет, добьется.
