– А почему ты оттуда уехала?
– Почему и все, – пожала плечами Вика. – Деньги нужны. У нас там много не заработаешь.
– В Москве, конечно, возможности другие, – согласился он. – Особенно для тебя.
– Почему для меня особенно? – улыбнулась Вика.
– Так ведь девчонок сколько! И все прихорашиваются, замуж хотят. Клей свои ресницы, сколько сил хватит. Да еще этот… Маникюр с апельсиновыми палочками. Та же ситуация, что у меня с фитнесом.
– Да, – согласилась Вика.
Они говорили об очевидных вещах. И одновременно между ними происходил совсем другой разговор, внятный обоим. Вика смотрела Владу в глаза и понимала каждое его безмолвное слово.
– Глупо вообще-то, – вдруг сказал он.
– Что? – не поняла Вика.
– Что мы с тобой сюда пришли ужинать.
– Почему?
– Потому что дома у меня два австралийских мраморных стейка. Приятель поставками занимается, все надежно. Он даже мастер-классы дает – как эти стейки готовить, какая сковородка нужна, вообще все.
– Ты ходил? – улыбнулась Вика.
– Ага. Интересно стало, – чуть оправдывающимся тоном ответил он. – Там, знаешь, и правда целая наука. Выбрать надо правильно – рибай или стриплойн, и портерхаус еще есть…
Влад замолчал. Вика видела, что он не решается сказать ей попросту: пойдем ко мне. И что это непривычно для него, не решаться сказать такие простые слова женщине, это она видела тоже, и это тронуло ее сердце. Вот именно так – тронуло сердце. Не больше, но и не меньше.
– А далеко ты живешь? – спросила она.
– В этом доме.
Вика не выдержала и рассмеялась. Его приемы были детски просты. Но ведь эффективны!
– Я никогда в жизни не ела австралийского мраморного мяса, – сказала она.
– Тогда пойдем?
– Да.
Глава 22
Мраморные стейки в самом деле оказались вкусными. Впрочем, Вика в этом и не сомневалась. Ждать, пока они поджарятся, долго не пришлось – ей показалось, что у Влада это и десяти минут не заняло. И очень кстати: в ресторане они успели только выпить вина и чем-то его заесть; Вика не запомнила даже чем.
Так что при виде огромных стейков, которые Влад, поджарив, ловко сбросил на огромные тарелки с огромной же чугунной сковороды, у нее потекли слюнки.
Она так проголодалась, что даже не обратила внимания на то, как выглядит его жилье, хотя обычно ей и внимания не надо было обращать на такое, она краем глаза все могла рассмотреть в подробностях.
Влад проголодался тоже, и они оба набросились на стейки, запивая их калифорнийским вином, бутылки с которым стояли у него в кухне, наклоненные, в плетеной подставке.
– Интересно, как ты меня домой повезешь? – сказала Вика, кивая на пустую бутылку. – Я за городом живу, и далеко.
– А ты разве не останешься? – удивился он. И тут же смутился от того, что удивился так откровенно, и пробормотал: – В смысле, я думал, не водку же пью, вино ничего…
Ей так понравилось и удивление его, и мгновенное смущение! Она читала его как книгу, и даже проще, чем в книге, было ей прочитать все, что он мог сказать и сделать.
Вика смотрела в его глаза и видела в них только совершенно чистые чувства. Давно ей не приходилось видеть такой абсолютной, ничем не замутненной ясности в человеческих глазах.
Но все-таки ей хотелось его немножко поддразнить. Выудит она из него прямые слова! Тем более что он и сам, кажется, не прочь их выговорить.
– А ты хочешь, чтобы осталась? – спросила Вика.
Но ничего он говорить не стал – она ошиблась.
Влад встал, перегнулся через стол, за которым они ужинали – не очень удобный, низенький журнальный столик, – и, притянув Вику к себе, поцеловал. Он был такой высокий, что дотянулся до нее легко, и не только дотянулся, но и приподнял ее над полом, целуя.
И не болтаться же ей было в воздухе, как репке, выдернутой из грядки! Вика коснулась стола ногой и, перешагнув через тарелки и бокалы, обняла Влада за шею руками, а для надежности еще вокруг колен ногами. Целоваться так было очень удобно.
– Ух ты, какая акробатка! – Его глаза весело блеснули. – Ты мне сразу понравилась.
– Потому что акробатка?
– Потому что… А сам не знаю почему! Вот вино же нравится. – Он кивнул на пустую бутылку. – А почему, и не скажешь.
– И сильно оно тебе нравится?
Вика все еще обнимала его руками и ногами. В таком положении она чувствовала всего его так, что голова кружилась.
– Умеренно. Ты насчет алкоголя не волнуйся, я ж спортсмен.
Тут Вика сама почувствовала смущение. Что это она его расспрашивает, будто замуж за него собирается? Насторожится сейчас – мужчины сразу чувствуют цепкие женские намерения. Или подозревают, даже если никаких намерений нет.
Но, кажется, Влад был не из тех, кто настораживается, подозревает и выставляет защиту. Только что-нибудь одно могло им владеть в каждый момент его жизни, и сейчас им владело желание. Как и Викой, впрочем.
Они еще раз поцеловались, стоя над тарелками и бокалами. А когда поцелуй закончился, то сразу же – еще раз. Как будто опасались, что чувство, бросившее их друг к другу, может исчезнуть от того, что они разомкнут объятия. Вот такие вот смешные, руками и ногами, объятия.
Но не могло оно уже исчезнуть, это чувство. Хотя чтобы перейти в спальню, потребовалось время, и чтобы раздеться – тоже, и кровать была застелена пледом, который надо было снять, и делали они все это наперебой, но не торопливо, а как-то спокойно, с уверенностью в том, что промедление им помешать не может, даже наоборот…
У Вики так давно не было мужчины, что она беспокоилась: как все получится? Может, неловко, сбивчиво и не доставит удовольствия ни ей, ни ему.
Но как только они оказались на кровати, Вика поняла, что волноваться не о чем. Влад был не то что умелый… Хотя и умелый, наверное, тоже, но главным в нем все же было не любовное умение, а естественность каждого порыва и каждого движения, с помощью которого порыв осуществлялся.
Он делал в своей страсти все что хотел, но не из настойчивости или наглости, а потому что не умел иначе.
А она была все-таки растеряна и оттого не проявляла никаких собственных стремлений, только позволяла ему делать что угодно – поднимать ее над собой, и вдруг переворачиваться вместе с нею, и нависать над ней всем телом… Ему могла быть даже и обидна такая ее податливость. Но ничего она не могла с собой поделать.
Однако уже через несколько минут Вика поняла, что ни обиды, ни даже легкого недовольства Влад не чувствует. Он был с нею нетороплив – наверное, потому что она была ему как-то особенно приятна, не просто как была бы приятна любая молодая женщина. И понимание этого разгорячило ее больше, чем могло бы разгорячить нетерпение или страсть. Страсть, может, участвовала в происходящем тоже, но вот это долгое, медленное скольжение его рук по всему ее телу, и его пальцы путаются в ее волосах, и ладони у нее на лбу, и одновременно – губы ищут ее губ, и уже нет в ней ничего, кроме тяги к нему…
