Детский дом был двухэтажным строением, довольно-таки ухоженным и аккуратным. Кирпичные стены совсем недавно покрыли бело-зеленой краской, а покатая округлая крыша, тоже, видимо, подреставрированная, была золотистой, и это делало здание отдаленно похожим на храм. Я также обратила внимание на то, что и сам город был очень ухоженным. Я не была в Пензе несколько лет, но несколько раз отмечала хорошую заботу администрации города о его состоянии. Оно не шло ни в какое сравнение с Тарасовом – наш город уже второе десятилетие выглядел откровенно запущенным.
Высокое крылечко с новыми перилами увенчивалось симпатичным козырьком с витыми загогулинками наверху.
Дверь в детский дом была оснащена домофоном, и мне пришлось постоять на крыльце после того, как я нажала на кнопку звонка. К двери с обратной стороны кто-то подошел. Громко сообщив, что я хочу поговорить с заведующей, Людмилой Константиновной Ермишиной, по поводу воспитанников, я стала ждать ответа. Фамилию и имя-отчество заведующей пензенского детдома номер восемь я предусмотрительно выяснила еще в Тарасове, чтобы выглядеть более компетентно и убедительно в глазах персонала.
Дверь быстро открылась, и я увидела полную пожилую женщину в белом фартуке, повязанном поверх бежевого платья в цветочек. От женщины вкусно пахло молочным омлетом и выпечкой.
– Людмила Константиновна скоро будет, подождите пока, – переводя дух и вытирая пот со лба белым вафельным полотенцем, сказала женщина.
Я прошла вслед за ней в вестибюль, женщина показала мне на кресла, стоявшие в нем, и хотела было двинуться в сторону кухни – по крайней мере, запахи, доносившиеся из того помещения, говорили именно об этом, – но я остановила ее вопросом:
– Скажите, вы давно работаете в этом детском доме?
– Да скоро уже сорок лет исполнится, – охотно ответила женщина. – Как училище закончила, сразу сюда и пришла. С тех пор никуда и не уходила. Разве от них уйдешь?
Она кивнула в коридор, откуда доносились детские голоса и звяканье посуды.
– Позавтракали только что, – пояснила женщина и снова вытерла лицо полотенцем. – Уф, пойду, дел много. А вы подождите, Людмила Константиновна сейчас подъедет – ее с утра в гороно вызвали, она недавно звонила, сказала, что уже едет.
– А вас, простите, как зовут? – спросила я.
– Меня-то? Тетей Катей меня все зовут.
– Вы повар?
– Я и за повара, и за нянечку, и за воспитателя, – улыбнулась женщина. – Не хватает сотрудников, вот я их и подменяю. Иногда Людмила Константиновна меня даже вместо себя оставляет, – с гордостью добавила она и, грузно ступая полными ногами, двинулась в кухню.
Дожидаться Людмилу Константиновну мне пришлось недолго: минут через семь она появилась в дверях – невысокая, с модной короткой стрижкой (волосы у нее были темно-каштановые), в легком летнем платье без пояса. На вид ей было лет пятьдесят пять, но за счет стройности фигуры и ухода за собой выглядела она моложаво. Увидев меня, женщина поздоровалась на ходу и спросила:
– Вы ко мне? Это ваша машина стоит во дворе?
– Да, я приехала из Тарасова, по поводу ваших бывших воспитанниц, – поднялась я со стула. – Марианны Новожиловой и Вероники Одинцовой. Помните таких?
Неуловимая тревога на миг затуманила лицо заведующей, она слегка нахмурилась и спросила:
– Что-то случилось? От них обеих давно нет вестей…
Я вздохнула и медленно произнесла:
– Людмила Константиновна, у меня для вас не очень-то приятные новости… Дело в том, что Марианны больше нет в живых, а Вероника куда-то пропала. Я занимаюсь расследованием этих происшествий.
Людмила Константиновна как-то вся посерела, щеки ее втянулись, сразу сделав ее старше.
– Господи! – только и вымолвила она в растерянности. – Кошмар какой… Как же это случилось? Под машину попала?
– Нет. Марианну отравили, – призналась я. – Меня зовут Татьяна Александровна Иванова, я расследую ее смерть частным образом. Но вы можете связаться с Кировским УВД Тарасова, с подполковником Мельниковым, он возглавляет убойный отдел. Он поручится за меня, подтвердит мои полномочия.
У меня не было совершенно никакого резона скрывать от этой женщины свои настоящие имя и статус. Она, конечно, могла и отказаться от разговора со мной – имела на то полное право. Но я все-таки надеялась, что она согласится побеседовать. А пока что я достала из сумочки свое удостоверение и лицензию и показала их заведующей. Та мельком пробежала документы глазами, покивала и грустно сказала:
– Ну, давайте поднимемся ко мне в кабинет. Даже не знаю, сообщать ли обо всем этом воспитанникам… Пожалуй, не стоит.
– Пока что, я думаю, не стоит, – поддержала я ее, поднимаясь следом за Людмилой Константиновной по широкой лестнице на второй этаж.
В небольшом кабинете она заняла место за столом, на котором стоял современный компьютер и лежали какие-то папки, а мне предложила сесть напротив.
– Так когда это случилось? – спросила она, убрав сумку в нижний ящик стола.
– Девятнадцатого июня, – и я вкратце рассказала ей историю гибели Марианны Новожиловой.
– Кошмар какой! – после паузы повторила Людмила Константиновна, и я увидела, что мое сообщение действительно очень огорчило ее.
– Попутно я выяснила, что Марианна интересовалась обстоятельствами исчезновения Вероники, – добавила я.
– Это неудивительно, они ведь дружили все эти годы, пока жили здесь, – кивнула Людмила Константиновна.
– Когда они поступили в детский дом, вы здесь уже работали?
– Да, я занимаю эту должность уже почти двадцать пять лет, – подтвердила заведующая. – А куда же пропала Вероника?
– Это я и хочу выяснить, потому и приехала к вам. И я очень надеюсь, Людмила Константиновна, что вы мне поможете.
– Да я-то всей душой готова помочь, только вот чем? – растерялась она. – Ведь Вероника уехала два года тому назад, а Марианна – год назад. С тех пор я их и не видела.
– Они вам писали, звонили?
– Да, только нечасто. Вероника пару раз звонила, рассказала, что устроилась она хорошо, работу нашла. Марианна звонила чаще. Она мне, кстати, сообщила, что не нашла Веронику. Я и сама недоумевала по этому поводу.
– А писем они вам не писали? – с надеждой спросила я.
– Нет, писем не было. Сейчас редко кто письма пишет. Эсэмэски посылают в основном. А ведь раньше мои бывшие воспитанники на нескольких листах мне о своей жизни рассказывали! Я до сих пор все письма храню, коробку специальную завела, так она давно уже переполнилась. Муж даже шутил, что нам для этих писем нужно специально комнату выделить.
Людмила Константиновна улыбнулась, потом, отвлекшись от посторонних воспоминаний, посерьезнела и сказала:
– Да, так насчет Марианны с Вероникой… Что еще вы хотели бы узнать?
