– У тебя есть любовник? – вдруг спросил он. – Есть ли кто-то, кто может разозлиться, увидев тебя за одним столом со мной?
– Ты очень нескромен… а ведь ты больше не имеешь права задавать подобного рода вопросы.
– Пусть, но я не могу помешать себе думать об этом. Почему ты не ответила на мое письмо?
– Потому что это было письмо школьника! В нем было много глупостей, крайностей.
– Искренних!
– Но нереальных.
Она легко с ним держалась, она стала женщиной, уверенной в себе, спокойной, способной не поддаться на чувства, которые он в ней вызывал. Однако, когда она видела его таким любезным, каким мог быть только он один, нежным и внимательным, соблазнительнее всех мужчин, которых она знала, она хотела ему сказать: да, она все еще его любит. Он не был кем-то непостоянным, неверным. Он проявил по отношению к ней ангельское терпение, все-таки благодаря ему ей удалось выбраться из ада. И когда она его бросила, он на самом деле страдал.
– Есть что-то, что я тебе не простила, – вздохнула она.
– Клинику?
– Нет… Я на тебя злилась сначала, но я слишком низко опустилась, у тебя не было выбора. Наши проблемы идут не оттуда, это было раньше, когда ты согласился на пост в Париже. У меня было впечатление, что твой отец выиграл партию, это он был против меня, я была не на том уровне, и он выкинул меня из игры, как захотел. В то время карьера не много значила для меня. У нас уже было все, что можно желать в жизни, но, тем не менее, ты гнался за почестями, оставляя меня на обочине дороги. После похорон отца, я сказала тебе что-то неловкое, я не знаю, что это было, но ты ушел. Было достаточно одной фразы, чтобы понять, что ты ожидал только повода, чтобы оставить меня, чтобы оставить детей.
– Ты была уже на таблетках.
– Да, ибо с каждым днем теряла тебя все больше. К тому же Клара, Шарль, я не чувствовала себя на высоте, я все время боялась. Когда я думаю об этом периоде моей жизни, мне становится мерзко, жалко себя, в таком я была тумане, без воли. Я предполагаю, что все это не помогло Виржилю вырасти достойным образом. Я предпочла бы, чтобы ты был более строгим со мной, а не только глубоко огорченным… и всегда идеальным! Ты считал меня сложной женщиной, хрупкой, тогда как я была очень простой и в глубине достаточно сильной.
Однако при разговоре к ее глазам подступили слезы. Она взяла салфетку и украдкой вытерла их, извинившись.
– Магали… – пробормотал он, расстроенный.
Он чуть было не сказал, что ему очень жаль, но вовремя одумался. Это было совсем не то, что она хотела от него услышать, если она еще ждала чего-то.
– Если бы Ален это увидел, – пошутила она, – он посоветовал бы мне не жалеть саму себя! Я не знаю, что бы я без него делала все эти годы.
– Случалось, что я к нему ревновал, – признался он плачевным тоном.
– К Алену?
– К вашим отношениям. Он был как твоя крепостная стена, это его ты звала на помощь, не меня.
– Потому что здесь был он. Не ты.
– Я говорил себе, что ты, в конце концов, окажешься в его объятиях.
– Я могла. Но он не пытался.
Метрдотель только что поставил перед ними дымящуюся супницу и пожелал им приятного аппетита, прежде чем уйти. Когда Магали налила Винсену суп, поднялся запах шафрана, чеснока и укропа.
– Я кладу тебе все? Даже морского угря?
Она снова была веселой, выход ее эмоций уже забылся.
– И перец тоже? Ну, не слишком много, тебе никогда не нравилось острое…
Когда она протянула ему тарелку, их взгляды снова встретились.
– Позволь мне видеть тебя время от времени, – попросил он поспешно.
Она наклонилась над столом, взяла его руку и очень сильно ее сжала.
– Время от времени? Да! Ты знаешь дорогу, ты знаешь, где меня найти. Приходи, когда тебе надоест быть важным, одиноким. Приходи и приводи с собой нашего внука, чтобы я объяснила ему, что в мире есть не только Морван-Мейеры.
Застыв, он опустил взгляд на руку Магали, которую все еще держал в своей. У нее не было колец, только красивые часики, немного свободные на запястье.
– Ставь условия, какие хочешь, я люблю тебя, – тихо сказал он.
Это было самое простое признание и самое точное из тех, которые он делал годами, не замечая этого. Сегодня он был готов к полной капитуляции. То, что ей подходило, и он без колебаний собирался этим воспользоваться.
Уставшая, в плохом настроении Беатрис вернулась на авеню Малахов к концу дня. Ее обед с Виржилем не был столь забавен, как она предполагала, и она успокоила себя тем, что пошла потом по магазинам. Она приобрела на распродаже два ненужных платья, босоножки и купальник, тряпочный чемодан кричащих цветов. Ей скоро придется научиться тратить меньше. И особенно серьезно ей надо заняться поисками квартиры. Потом она должна была найти работу, поступить в адвокатскую контору или заняться частной практикой.
Особняк был тих, зловещ. Виржиль предпочел не возвращаться с ней, не жить под одной крышей, не объясняя почему, но она была не глупа и прекрасно все поняла. Она ему все еще нравилась, это бросалось в глаза, но теперь он стал достаточно зрелым, чтобы ей сопротивляться. Однако в том состоянии духа, в котором она пребывала, молодая женщина, была способна в последний раз отомстить Винсену. Потому что он больше не хотел ее, она была свободна, их развод отныне был лишь формальностью. Изменить отцу с сыном было бы верхом насмешки. Но Виржиль ее быстро покинул, выйдя из ресторана, после того, как очень неловко обнял ее и поцеловал в уголок губ. У него были красивые зеленые глаза, к которым она не хотела быть очень чувствительной, раздраженная частыми разговорами о том, что у него глаза матери. Что подумал бы Винсен об этом обеде наедине? Вот карта, на которой она никогда не играла, – ревность. Пока их пара агонизировала, она лишь цеплялась за него, умоляла его или закатывала сцены, вместо того чтобы завести любовника. Любовника, который будет моложе его, чтобы напомнить, что ему повезло, что он должен был стареть при красивой жене, а не отталкивать ее.
Эта мысль развивалась у нее, пока она готовила рисовый салат одна в огромной кухне. Она пожалела, что не спросила Виржиля, в каком отеле он рассчитывал остановиться, хотя и понимала, что Виржиль действовал правильно, ибо, даже если он и был или считал себя привязанным к ней, Винсен скрежетал бы зубами при мысли, что ему изменяют с его собственным сыном. Особенно после всего того, что с ним произошло.
Когда стемнело, Беатрис поднялась в будуар Клары. Она не знала старую даму, о которой все время говорили, эта комната не вызывала в ней никаких эмоций, она находила ее такой же мрачной, как и другие помещения, но, по крайней мере, там можно было удобно расположиться, чтобы позвонить.
Беатрис на момент засомневалась, подержав руку на аппарате, потом решила, что ей нечего терять. В Валлонге трубку взял Ален, и его она должна была попросить позвать Винсена. В ожидании она попробовала представить его. Конечно же, он был загоревшим, с бездонными серыми глазами, как обычно элегантным, даже если на нем были простые джинсы и рубашка с расстегнутым воротничком, хорошо себя ощущающим в роли вождя племени. Прежде всего, была его семья, особенно после того, как он стал дедушкой, и места для нее не было. Счастливый спать один на большой кровати, не находя ее рядом при пробуждении, торопящийся работать в кабинете на первом этаже или шагать по холмам позади своего невыносимого кузена.
