– Врач приедет с жандармами, – сказал Ален позади него.
Винсен открыл глаза, сглотнул слюну. Кузен держал в руке белую простыню. Она, безусловно, больше подходила, чем оранжевое полотенце. Они оба нагнулись, чтобы аккуратно поменять его, стараясь не смотреть на лицо мальчика. Потом Ален направился к пляжному зонту и сложил его, как если бы этот предмет слишком веселой расцветки был ему невыносим.
Винсен посмотрел на него с некоторым любопытством. Иногда он думал, что знает Алена как себя, и в то же время он казался ему чужим. Его узкие бедра, его широкие плечи, его волосы, очень черные, очень длинные, его нежность или жестокость были знакомыми чертами, но кем он был сегодня? Всю их молодость они были неразлучны, сообщники, такие же непохожие, но действующие заодно, всегда в согласии. Даже когда Винсен узнал о связи Алена с мужчиной, их взаимная привязанность была непоколебима. Понадобилась смерть Шарля, чтобы они стали смотреть друг на друга с презрением, а потом воспринимать друг друга, как чужаки. И, тем не менее, здесь, вынужденные находиться возле этого маленького погибшего мальчика, они вдруг оказались ближе друг другу, чем когда-либо.
Складной стул Мадлен присоединился к пляжному зонту, круги и мячи составили кучу ненужных предметов, перед которыми оставался без движения Ален. Винсен хотел к нему подойти, но не мог сдвинуться с места. Удалиться на один шаг от ребенка, который лежал под простыней, означало бросить его. Он брезгливо взглянул на воду, которая блестела на солнце, и подумал, что они все будут бояться этой реки, в которой столько играли.
Несмотря на все горе и драмы, которые до сих пор пережила Клара, гибель правнука привела ее в полное отчаяние. Она не вставала с постели целые сутки и была не в состоянии ни с кем разговаривать.
Удобно усаженная в подушки, она так много плакала, что глаза ее опухли и стали выдавать возраст. Возраст старой дамы, которая много повидала на своем веку. Вспоминая прошлое, она пришла к выводу, что была счастлива до 1914 года, но после начала первой мировой войны ее существование сопровождалось последовательными жестокими ударами судьбы. С передышками, разумеется, со временем, чтобы восстановить силы после одной трагедии и лицом к лицу встретиться со следующей. Ее муж умер в 1917-м, призванный на фронт в качестве хирурга, несмотря на возраст, она осталась одна воспитывать двух детей, Эдуарда и Шарля. Последний всегда был ее любимцем и любимцем всех женщин к тому же. Эдуард избрал профессию хирурга – семейная традиция, – потом женился на этой идиотке Мадлен. Шарль решил стать адвокатом и очень рано взял в жены великолепную Юдифь. Мадлен родила троих детей, Юдифь тоже. Потом пришла вторая война. Лейтенант авиации Шарль почти сразу попал в плен. Эдуард, освобожденный от воинской повинности, поместил всю семью в убежище – в стены Валлонга.
Насколько надежным оказалось это убежище? Клара протерла свои опухшие и болезненные веки батистовым носовым платком. Действительно, отъезд из Парижа был трагической ошибкой. Валлонг находился в свободной зоне, и всем казалось, что будет хорошо там укрыться. Юдифь была еврейкой, но какое это имело значение в огромном поместье Прованса, откуда она никогда не выходила, даже чтобы пойти в Эгальер. В глазах всей деревни они были семьей Морван, французами, с шестью маленькими детьми. У Эдуарда Мари, Ален и Готье; у Шарля Винсен, Даниэль и Бетсабе. Двоюродные братья и сестры, для которых война была затянувшимися каникулами. Клара в роли главы семейства следила за всем. Почти за всем. Она научилась разбираться с черным рынком, самостоятельно выращивать овощи, обходиться без персонала. Время от времени она улавливала похотливые взгляды Эдуарда на Юдифь, но что делать? Как он мог не замечать яркую красоту своей невестки?
Рыдания захлестнули Клару, и ей пришлось побороться, чтобы вернуть дыхание. Все пошло оттуда. От зависти Эдуарда к Шарлю. Потому что у Шарля получалось все, за что он брался, потому что он был красив – такой же, как Винсен сегодня, – и потому, что Клара предпочитала его вопреки своей воле.
От Шарля долгое время не было новостей. Заключенный, который считался опасным после трех попыток бегства, он гнил в карцере немецкой крепости. А Эдуард не мог отвести взгляда от Юдифь. Он ей что-то сказал? Или что-нибудь сделал? В любом случае что-то произошло, так как Юдифь стала его избегать. Когда она узнала об аресте своих родителей, то решила под этим предлогом уехать. Ничто не могло удержать ее в Валлонге, Клара это хорошо поняла. Она уехала однажды утром вместе с малышкой Бетсабе.
Кларе было достаточно закрыть опухшие от слез глаза, чтобы увидеть лицо Юдифи. Такая красивая женщина! По прибытии в Париж она была взята под стражу гестапо, а потом депортирована в лагерь Равенсбрюк вместе со своей дочуркой. Они оттуда никогда не вернулись. Шарль же вернулся после войны.
Клара пошевелилась в кровати, ударив кулаками по простыням. Возвращение Шарля! Безумное счастье, смешанное с колющим ужасом… Она стиснула его в своих объятиях, не в силах прийти к нему на помощь. Исчезновение его жены и дочери в этом лагере смерти сведет его с ума, она это знала. Юдифь, он любил ее, как любят всего один раз в жизни, фатально, он собирался найти объяснения, виновных.
Уже двадцать два года она отказывалась об этом думать. Шарль стал всего лишь своей тенью, обессиленный условиями заключения, годами разлуки, но все силы, которые в нем остались, пошли на восстановление справедливости.
Как объяснились два брата? Каким образом Шарль добился признания Эдуарда? Даже не зная, о чем они говорили в эту жуткую ночь 1945 года, она отчасти догадывалась, о чем шла речь. Когда услышав выстрел, она бросилась на первый этаж и обнаружила Эдуарда, рухнувшего на бювар, она поняла. Слава Богу, Шарль не держал револьвер, он стоял у стола, и ей показалось, что это было самоубийство. Самоубийство Эдуарда. Версия, за которую она тотчас же зацепилась, а потом навязала всем, в том числе и самому Шарлю. Ему надо было воспитывать двух сыновей, не считая троих детей Эдуарда. Пятеро ребят, которыми Клара не хотела заниматься одна. Для нее Шарль не убивал своего брата, не платил по счетам просто потому, что она не представляла себе, что он может вернуться в тюрьму. Он был ей нужен, и она заставила его замолчать. Той ночью, у трупа своего старшего сына, Клара могла сойти с ума. Вместо этого она взяла ситуацию в свои руки, хотя почти не сомневалась, что младший был убийцей. Три раза Шарль пытался заговорить перед прибытием жандармов, и она ему в этом помешала. «Самоубийство, – повторила она громко и четко. – И пятеро детей, которых надо воспитывать».
Она протянула дрожащую руку к ночному столику, чтобы взять стакан с водой, которую выпила одним глотком. Да, она противостояла, врала, глотала боль, предала одного, чтобы не предать другого. И она свято верила, что таким образом спасет всю остальную семью! Но Шарль не сказал еще своего последнего слова, увы. Они вернулись в Париж, снова завладели особняком на авеню Малахов, снова зажили с грехом пополам. Шарль скрывал свою ненависть к вдове Эдуарда, этой несчастной Мадлен, которая не смогла удержать своего мужа, и также к детям Эдуарда. Мари, старшая, тем не менее, скоро снискала его расположение, так как была единственной девушкой, и он был обязан ее защищать. Готье, младший, был столь ничтожным в то время, что Шарль не проявлял к нему никакого интереса. Алену, напротив, он годами противостоял. Бедный Ален! Его независимость, его юношеское стремление жить в Валлонге и выращивать оливки, нежелание учиться – все раздражало Шарля. Дядя и племянник были друг другу отвратительны, и Кларе пришлось быть судьей еще один раз.