– Хорошо, – решил Виржиль, – я не хочу, чтобы в шестнадцать лет меня принимали за мальчишку. Надо будет спросить у мамы, она вне всего этого, но должна знать ответ.
– Она тебе ничего не скажет, и оставь ее в покое! – воскликнула Тифани.
Развод родителей потряс ее, и она отлично знала, что ее мать не хотела, чтобы при ней говорили о Морван-Мейерах или Морванах.
– О да, ты увидишь! – заключил ее брат. – Она менее зажата, чем папа, и, по-моему, больше не участвует в их разборках!
– Папа не…
– Да, нет. Господин судья слишком большой зануда.
– Виржиль!
– Что? Приоткрой глаза, милочка! И не говори, что находишь его забавным.
Он, играя, толкнул сестру так, что она чуть не упала, но рука, протянутая Сирилом, удержала ее.
– А, твой рыцарь-слуга здесь, скаут всегда наготове!
Он хотел пошутить, но увидел, что Тифани по уши покраснела, и тупо на нее уставился.
– Это было ради смеха, Тиф…
– Не называй меня так больше! – крикнула она в ярости.
В этот момент прямо над ними зажглись фонари, резко осветив фасад, и голос Мари пригвоздил их к месту.
– Что вы раскричались? Вам пора спать, уже поздно.
Силуэт высветился на крыльце, но лицо оставалось в тени. Сирил предусмотрительно отстранился от Тифани, прежде чем ответить матеря.
– Мы идем через пять минут. Добрый вечер, мама. Вместо того чтобы уйти, Мари спустилась к ним.
– Никаких пяти минут, возвращайтесь сейчас же. Я закрываю дверь… Как прошел вечер?
Она чередовала приказы и дипломатию с невиданным искусством и не позволила бы своим детям и даже их кузенам ответить. На самом деле они привыкли слышать, что их зовут кузенами, хотя они и были ими только во втором поколении. Все члены семьи воспринимали их как единую группу, группу детей.
Разочарованный тем, что его не считают взрослым, Виржиль позволил себе пренебрежительный смешок.
– В один прекрасный день ты поймешь, что мы выросли, Мари…
Он остановился возле нее, в то время как все остальные вошли в дом, он на самом деле был на добрую голову выше ее. С холодной улыбкой она подняла на него глаза.
– Не волнуйся, я заметила… Ты такой высокий и сильный, что сделаешь милость и закроешь ставни на железные задвижки. Твой отец забыл это сделать. Спасибо, дорогой.
Она взглядом позволила ему возразить, но он не осмелился.
С намеренной медлительностью Сирил ласкал Тифани спину, затылок, он массировал сейчас ложбинки ее поясницы, и она вздрагивала каждый раз, когда он опускался чуть ниже. В Валлонге, как и в Париже, продолжались его предрассветные визиты, он тихо проскальзывал к ней в кровать, обнимал. Сначала действительно напуганная, она соглашалась только лежать с ним неподвижно, прижавшись друг к другу. Потом она поняла, что он боится так же, как и она. Но с каждой ночью страх и вина отступали перед желанием, которое они испытывали друг к другу и которое стали шаг за шагом выражать.
Сирилу было семнадцать лет, но у него не было никакого опыта, и он не мог пойти к Виржилю просить совета. Ален, которому он осмелился задать несколько скромных вопросов, лишь улыбнулся, заключив, что ласка, нежность и терпение, хорошие качества для начала отношений с девушкой. Хотя Сирил и сгорал от желаний довериться дяде, он удержался от намеков на Тифани. Ведь ей еще не было и пятнадцати, и он оказался достаточно разумным, чтобы промолчать.
Сейчас он слегка касался внутренней части ее бедер, там, где кожа была невероятно нежной. Она свободно передвинула ноги, чтобы он мог продолжить. Удовольствие подступало, она уже чувствовала, как оно поднимается, и постаралась заглушить свои стоны, уткнувшись в подушку.
– Сирил, – вздохнула она.
Едва успокоившись, она, в свою очередь, принялась ласкать его. Она это обожала. Чувствовать его дрожь, скрежет зубов, потом прижаться к нему и создать впечатление, что она обладает необыкновенной силой. Конечно, они никогда не зажигали свет и старались не шуметь, но это открытие тела другого, совершаемое на ощупь, сводило их обоих с ума.
– Подожди немного, – прошептал он.
Он осторожно ее перевернул, как хрупкую куклу, и положил на спину. Кончиком языка он стал ласкать ее груди одну, потом другую, не торопясь. Как только он услышал ее учащенное дыхание, он тихо раздвинул ее колени и добрался рукой до половых органов. Вместо того чтобы сопротивляться, она открылась под его пальцами. Он довел ее до высшей точки наслаждения, она скоро перестала контролировать себя. Он каждый раз очень гордился этим.
– Я хочу попробовать, – пробормотал он. – Ты хочешь?
Три раза за эти последние недели он пытался проникнуть в нее, но она уклонялась, удивленная болью. Ему это было неважно, у него была вся жизнь впереди, он был готов посвятить этому все ночи, начинать снова пока она не согласится и не будет счастлива.
– Я не сделаю тебе больно, я тебе обещаю…
Он, наконец, понял, что это был момент, которым он должен воспользоваться, – прежде чем она достигнет наслаждения и пока умирает от желания. Его вожделение было мучительным, но ему было на это плевать, и он заставил себя терпеть, вытянувшись на ней, пока она не пойдет навстречу. Когда он начал углубляться в нее, а она его не отвергла, он понял, что становится ее любовником. И эта мысль потрясла его. Он безнадежно попытался сдержаться, чтобы уберечь ее, но было уже слишком поздно.
Пораженная Мари внимательно рассматривала лицо своего собеседника, потом опустила глаза на визитную карточку, прикрепленную к делу. Если имя до сих пор ни о чем ей не говорило, то черты лица человека, сидящего перед ней, казались до боли знакомыми.
Глядя на стол, она искала за что ухватиться. Стол Шарля, за которым ее дядя проработал столько ночей, составляя защитительные речи, стол, на котором она не изменила ни бювар ни часы, вдруг перестал ее вдохновлять.
– Я очень рад тебя видеть, – сказал Эрве. – Я издалека следил за твоей карьерой… Сложно не слышать о Морван-Мейерах во Дворце правосудия!
Она любезно улыбнулась, немного обеспокоенная своим молчанием, она все еще не знала что сказать.
– Ты не сильно изменилась, ты такая же красивая, какой я тебя помню.
Формула вежливости, которую он должен был произнести и которая, наконец, заставила Мари поднять голову.
– Не преувеличивай, мы все постарели на пятнадцать лет! – ответила она слишком сухо.
Сейчас она его очень хорошо вспомнила. Тогда она выбрала его не случайно, а именно потому, что у него были красивые голубые глаза, спортивная фигура и отличные результаты экзаменов. Таковы были критерии выбора мужчин, которые имели право лечь с ней в постель. С тех пор Эрве не потолстел, его взгляд остался обаятельным, и список его наград, который она долго изучала, был впечатляющ. Из хорошего в прошлом студента получился отличный адвокат.
