— Повезло вам с погодой, ничего не скажешь, — заметила Софи. — Фотограф, ожидавший на выходе из церкви, чуть не замерз. Хотя какой еще могла быть погода тридцатого декабря в шесть часов вечера? Жаль, что вам пришлось торопиться…
Весь день она осыпала невесту колкостями, но испортить настроение так и не сумела. Вот и теперь Валентина ответила:
— Мы все наверстаем на крестинах. Кстати, у нас будет мальчик.
— Черт! — воскликнула Анна, которая мечтала о маленькой кузине.
Жозефина, смеясь, похлопала правнучку по плечу.
— Детей не выбирают, дорогая. Берут, что дают, и говорят доброму Боженьке «спасибо».
Если бы она могла выбирать, она тоже предпочла бы девочку, но родился Феликс, ее несчастный Феликс… Жо положила в рот кусочек тюрбо с горчицей и томатами и попыталась понять, как именно эта рыба приготовлена. День выдался длинный и утомительный, но ощущение исполненного долга делало Жозефину счастливой. Она так хотела побывать на свадьбе Альбана. Теперь она уйдет с миром, когда придет ее час.
Официант наполнил их бокалы великолепным Шато де Мерсо, которое выбрал Жиль.
— Давайте чокнемся все вместе, — предложил сидящий рядом с Жозефиной Давид.
— За что будем пить?
— За тебя, Жо! За нашу обожаемую бабушку!
Все собравшиеся присоединились к тосту Давида, потом каждый вернулся к прерванной беседе.
— Ты достоин носить фамилию Эсперандье! — улыбнулась ему Жо.
— Да я и так чувствую себя членом вашего клана! И очень горжусь тем, что сегодня я здесь, с вами.
— Ты ведь четвертый мушкетер, — напомнила она. — По-другому и быть не могло.
Жозефина по очереди посмотрела на своих внуков. Затем ее взгляд остановился на Давиде. Стол был достаточно велик, и гости сидели на большом расстоянии друг от друга и могли говорить, не боясь быть услышанными соседом. Склонившись к Давиду, Жо прошептала:
— Я очень рада за Альбана. Карты давно сказали мне, что его брак будет очень счастливым, но я уже начала волноваться, ведь он не заводил серьезных отношений.
— И вдруг появляется Валентина! Он влюбляется как сумасшедший, и они женятся!
— Она того заслуживает. Кстати, ты на нее не заглядывайся, твоя очередь тоже придет.
Давид залился краской, а Жозефина засмеялась.
— Придет даже скорее, чем ты думаешь, — ласково добавила она.
Официанты освободили их тарелки и наполнили бокалы. Жиль болтал с Малори, Софи с Коля, а сидящие рядышком Валентина и Альбан не могли отвести глаз друг от друга. Жозефина снова придвинулась к Давиду.
— Они решили обосноваться на вилле, и это единственное, что меня беспокоит.
— Твоя вилла скоро обретет былой блеск. Это должно тебя радовать. Жо, тебе трудно угодить! Тебя послушать, так ты просто мечтаешь очутиться в доме престарелых! Или в одном из этих домишек у моря с фальшивыми фахверковыми фасадами «в нормандском стиле»!
— Нет, конечно. Но разве ты не нашел бы для меня где- нибудь поблизости хороший маленький домик?
— Жо, для человека, который всю жизнь прожил на одном месте, переезд смерти подобен! Ты родилась на этой вилле, и ты ее любишь.
— Я ее любила, — поправила его Жо. — Когда-то любила…
Глаза пожилой дамы затуманились, и она покачала головой.
— Конечно, дом здесь ни при чем. И все-таки бывают места, откуда надо бежать без оглядки.
Она повернулась к Давиду лицом и окинула его оценивающим взором.
— В церкви, пока кюре благословлял молодых, я кое-что придумала, — сказала она, понизив голос. — Ты — человек серьезный и заслуживаешь доверия. Что, если я открою тебе секрет?
— Мне?
— Да. Тебе и только тебе.
В ее застывшем взгляде зажегся странный огонек.
— Маргарита не накладывала на себя рук, — тихо проговорила Жозефина.
Давид пару секунд сидел с ошарашенным видом.
—Что это значит? — с трудом вымолвил он.
— О, это запутанная история…
Пожилая дама сделала глоток вина. Может, алкоголь придаст ей храбрости? Или она просто решилась хоть кому-то открыться? По мнению Давида, момент для откровений был выбран весьма неудачный, но жестом он дал понять, что ждет продолжения.
— Понимаешь, Маргарита была сумасшедшей и ни капли не любила своих детей. На всем свете она любила только Феликса. На мальчиков эта требовательная и страстная любовь не распространялась. Они ей мешали! Чтобы успокоить Маргариту, я говорила ей, что мы с Антуаном сами обо всем позаботимся. Но Феликс не мог этого понять, ему хотелось, чтобы Маргарита больше времени проводила с детьми. Надеялся, что материнская любовь проснется… Однажды ему пришло в голову поставить в их с Маргаритой спальне кроватку младшего сына. Коля был очаровательным и очень спокойным ребенком. Но для нее он был чужеродным элементом, от которого она желала избавиться, чтобы остаться наедине с мужем.
Давид залпом осушил бокал. Альбан рассказывал ему о том, что пережил Коля в комнате с вышитыми портьерами, но он не воспринял это всерьез.
— Я думаю, это была не единственная ее попытка — малыш Коля постоянно плакал. Просто однажды, вернувшись раньше обычного с фабрики, Феликс застал Маргариту на месте преступления. Он был в ужасе! После этого он решил, что жену надо лечить. Кроватку Коля немедленно вернули в комнату братьев. Как только она исчезла из комнаты, Маргарита потеряла к мальчику всякий интерес. Она вообще редко обращала на сыновей внимание, разве что когда они путались у нее под ногами. Думаю, она их почти не замечала. Мимоходом потрепать по щеке — вот все, на что она была способна.
Принеся извинения за то, что мешает их беседе, метрдотель поставил перед ними по накрытому крышкой блюду.
— Мясо выкормленного на солончаке ягненка с белой свеклой и черными трюфелями! — объявил он.
— Фирменное блюдо заведения! — внес разъяснения Жиль.
На столе появились чистые бокалы, а «Шато де Мерсо» сменили померолем. Жо пригубила вино. Давид положил ладонь ей на рукав.
— Не надо, Жо. Обычно ты пьешь намного меньше.
— Скажи лучше, что хочешь услышать конец истории! И боишься, что я засну на середине.
— Почему ты рассказываешь все это мне? — выпадом на выпад ответил он.
Одновременно они посмотрели на сидящих за столом. Вино, вкусное мясо и приятное тепло ресторана способствовали всеобщему оживлению, и отовсюду слышались радостные голоса. Жиль с Альбаном самозабвенно сравнивали достоинства бордоских и бургундских вин, Малори объясняла племянникам, что такое выкормленный на солончаке ягненок, Анна устроилась на коленях у Валентины, а Софи и Коля рассказывали друг другу анекдоты и громко хохотали.
