Он прогулялся по второму этажу, по пути любуясь нововведениями: врезанными в стену выключателями, неброскими галогеновыми точечными светильниками, мягко освещавшими коридоры, деревянной обшивкой стен (кое-где панели имели цвет протравленного дерева, кое-где были покрашены белой краской). Ноги привели Коля к крайней комнате — спальне родителей. Перед дверью он в сомнении остановился, но потом решил, что стоит убедиться, верным ли было его предыдущее впечатление, и попытаться вспомнить, почему ему так странно знакома вышивка на портьерах. С этими шторами было связано какое-то событие, и смутные воспоминания терзали его, превращаясь в навязчивую идею.
Войдя, Коля тотчас же, как и в прошлый раз, ощутил тревогу. Ему захотелось поскорее уйти, но любопытство пересилило. Он подошел к окну и внимательно рассмотрел вышитые занавеси. Брак на ткани был только на одной, в восьмидесяти сантиметрах от пола. Создавалось впечатление, что у оранжево-голубого зимородка, вышитого как раз на этом месте, сломано крыло. Коля сел на паркет и осмотрел комнату, потом его внимание снова переключилось на зимородка. Коля немного наклонил голову, посмотрел на птичку снизу и закрыл глаза. Он вспомнил: в детстве он часами разглядывал этого зимородка, сравнивал его с другими нарисованными на шторах птичками, придумывал с его участием истории и даже дал ему имя — Пиу. В то время его кроватка стояла в комнате родителей, теперь он был в этом уверен. Все-таки он был младшим ребенком, может, его оберегали и лелеяли дольше, чем остальных? Пиу был его другом, птичкой-путешественницей с раненым крылом, и именно потому, что он непохож на остальных, однажды он улетит с этой шторы далекодалеко… Выходит, Коля прятался в своих фантазиях, но знать бы от чего? Он так много думал о птичке, потому что ему было страшно.
Страх внезапно вернулся и обрушился на него, как тошнота. Вдруг в памяти всплыли искаженное лицо матери, близко-близко от его лица, чьи-то громкие нестройные голоса, боль в области шеи. Чьи-то руки сжимали его горло, он задыхался, брыкался, извивался, как червяк, которого тащат из земли.
Коля вскочил на ноги, все еще пребывая в состоянии шока и едва дыша. Кошмар, от которого он только что очнулся, не выдумка и не сон. Это случилось здесь, на этом самом месте, у шторы. Он словно со стороны услышал свой жалобный стон, переходящий в крик отчаяния, который невольно вырвался из груди.
— Что с тобой? Что случилось?
Рядом стоял Альбан. Коля не заметил, как тот вошел. Он прижался головой к плечу старшего брата, сотрясаясь от беззвучных рыданий.
— Она… Она хотела меня убить, задушить!
Крепкие руки брата обняли его, и Альбан помог ему выйти из комнаты. За их спинами щелкнул дверной замок.
— Коля, успокойся, все хорошо…
В первой попавшейся ванной Альбан побрызгал ему в лицо водой и подтолкнул к открытому окну.
— Подыши. Вот так, хорошо. Теперь тебе лучше?
Паника отступила, забрав с собой все силы. Коля отодвинулся от окна и, поежившись, сел на бортик ванны.
— Странная вещь, — хрипло проговорил он, — я привык думать, что был любимым ребенком. Ну, ты понимаешь — младший, все тебя балуют… А она хотела меня убить! Представляешь?
— Маргарита?
Альбан смотрел на брата с недоверием, он был озадачен и обеспокоен.
— Ты не забыл, о чем писал отец? В той записке, что ты нашел в бумажнике. Там была фраза: «Коля ничего об этом не помнит». Но я все вспомнил! Вспомнил, когда увидел зимородка.
Несмотря на усталость, он подробно рассказал обо всем Альбану.
— Я не пьян и ничего не придумываю, — с горечью закончил Коля. — Наверное, я был очень маленьким, когда пережил этот ужас. Он спрятался в глубинах памяти и вернулся только сегодня.
— Кто ей помешал? Папа?
— Не знаю.
— Может, поговоришь об этом с Жо?
— Не знаю, — повторил Коля.
Альбан постоял немного в раздумье, потом закрыл окно.
— Пора спускаться. Жо и Валентина уже нас ждут.
Они вышли в коридор и направились к лестнице.
—Я сниму эти шторы, — предложил Альбан. — Отдадим их кому-нибудь, и дело с концом.
Коридор первого этажа был залит солнечным светом. Возле кухни нос защекотал аппетитный аромат тушеного мяса.
— Как ты?
— Все нормально. Спасибо, что пришел.
— Ты очень громко кричал.
Лицо Альбана помрачнело, и, понизив голос, он сказал:
— Чего я не понимаю, так это какую роль в этой истории сыграл наш дед, Антуан.
— В том случае, о котором я вспомнил, он точно ни при чем. Слушай, ты можешь мне кое-что пообещать?
— Говори.
— Мы докопаемся до сути, хорошо? Будем искать, пока не узнаем правду!
До них донесся смех Валентины и Жо.
— Обещаю, — прошептал Альбан.
Когда братья вошли в кухню, Коля даже нашел в себе силы улыбнуться.
* * *
Жиль никак не мог принять решение. Взгляд его скользил по разложенным на черных бархатных квадратных подставках украшениям. Он попытался вспомнить, что именно в последнее время покупал в этом ювелирном. Сережки к годовщине, браслет на День матери и часы к предыдущему Рождеству.
— Возьму колье, — решил он.
Дороговато, но Софи будет довольна. Последние несколько дней ее настроение улучшилось, и стоит ее за это поощрить.
— Еще я хотел бы что-нибудь менее строгое, для молодой женщины.
Вот уже неделя, как он терзается вопросом, будет ли уместно сделать подарок Жюли. В принципе, в таком случае принято обходиться шампанским или шоколадом, украшение — подарок более интимный, но ему хотелось отблагодарить ее особым образом. Если бы не Жюли, ему бы ни за что не справиться с объемом работы, свалившимся на него в этом году! Каждое утро Жиль радовался, что взял ее на работу. Тем более что она была очаровательна и щедра на улыбки.
— Мне очень нравится эта серебряная цепочка, — проговорил он, стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно.
Какая ему разница, что подумает продавщица, и все-таки он наверняка ведет себя так, словно сначала купил подарок жене, а теперь выбирает еще один — для любовницы. А ведь у них с Жюли ничего такого не было.
— Это для дочки, — объявил Жиль.
Неужели он ищет возможность оправдаться? Глупо отрицать, что его не посещали определенные желания, когда он смотрел на ножки Жюли или ее облегающие тело блузки. Два или три раза он приглашал ее на обед, но разговаривали они всегда только о работе. Если уж совсем честно, он никак не мог набраться смелости. Из страха показаться смешным не решался проявить к ней повышенное внимание. К тому же Жиль прекрасно понимал, что, стань они любовниками, ему пришлось бы врать жене, да и на работе обстановка только усложнилась бы. В общем, он еще не созрел для внебрачной связи. Жиль любил Софи несмотря на ее тяжелый характер и еще не потерял веру в идеальный брак. И все-таки соблазн был велик. Доказательство тому — покупка этой цепочки.
