— Тебя интересует мое мнение? — иронично спросила Софи.
— Да, потому что тебе непросто угодить. Если он понравится тебе, значит, понравится и остальным!
Софи выдавила из себя улыбку.
— Так уж и быть, — процедила она сквозь зубы.
Валентина догадывалась, что этим согласием она обязана исключительно женскому любопытству Софи. Но, по крайней мере, на время топор войны был зарыт.
* * *
— Раньше это называлось просто «приступ», — говорил доктор. — Вы помните?
— Конечно. А до вашего рождения, доктор, мы говорили «У нее, или у него, кровоизлияние в мозг».
— Это весьма образное выражение, мадам Эсперандье. — Доктор широко улыбнулся. — И все-таки, как его ни назови, у вас нарушение мозгового кровообращения. К счастью для вас, обошлось без последствий — ни потери речи, ни паралича. Но теперь вам надо себя беречь. Не стоит танцевать жигу на свадьбе вашего внука! Что до церкви… Сейчас декабрь, поэтому оденьтесь…
— Как луковица, в сто одежек? Договорились!
Продолжая улыбаться, доктор небрежно поправил стетоскоп в кармашке халата.
— Завтра можете ехать домой.
Он уже собирался выйти, но Жозефина удержала его, схватив за рукав.
—У меня в голове все время вертится один вопрос. Скажите, доктор, если в семье есть сумасшедший, как это отразится на детях?
— Сумасшедший?
— Сумасшедшая, так точнее. А моя невестка была сумасшедшей, можете мне поверить.
— М-м-м… Правда?
— Я не вру.
— Но ведь ваши внуки выглядят вполне здоровыми, — осторожно заметил доктор.
— И мои правнуки, слава Богу, тоже. По крайней мере, пока.
Доктор уже не улыбался. Нахмурившись, он смотрел на пожилую даму.
— Не смотрите на меня так, — вздохнула Жозефина. — Я ведь спрашиваю не просто ради любопытства. Есть вопросы, которые можно задать только доктору, вы согласны?
— Не стоит волноваться, мадам Эсперандье. Все мы немного сумасшедшие. Это слишком субъективная характеристика.
Подмигнув ей на прощание, доктор ушел.
— Вы мне очень помогли, — насмешливо проворчала пожилая дама.
Она не сердилась на этого молодого врача за уклончивый ответ. В конце концов, он ни разу не встречался с Маргаритой…
— Случится то, что должно случиться, и никак иначе.
Она уже много раз пыталась сосредоточиться, думая о ребенке Альбана, но ничего не видела. Валентина же, наоборот, неизменно представала перед ее мысленным взором, окруженная ореолом счастья. Видно, придется довольствоваться этим.
Жозефина села в постели, открыла ящичек прикроватного столика и взяла расческу и зеркало. С самого первого дня в больнице Давид и Альбан навещали ее каждый день — иногда вместе, иногда поодиночке, и ей хотелось выглядеть презентабельно. Неопрятная и растрепанная старушка — зрелище, может, и трогательное, но неприятное.
В овальном зеркальце отразилось морщинистое лицо, в котором она с трудом узнавала себя. Куда подевалась юная миловидная Жозефина, какой она была семьдесят лет назад? Ее долгая жизнь пронеслась со скоростью ураганного ветра, подарив много радостных и горьких моментов. Вне всяких сомнений, это общая участь. Рука об руку, они с Антуаном противостояли ударам судьбы, переносили несчастья. Они потеряли Феликса, своего единственного сына, но все остальное сумели спасти.
«Мой дорогой Антуан, где бы ты ни был, надеюсь, ты меня слышишь. И когда придет время, снова с улыбкой протянешь мне руку, как в то погожее утро, когда отец привел тебя, дальнего родственника, в наш дом. А ведь мы были предназначены друг для друга, и даже фамилия у нас была одна! Мы встретимся, Антуан, это предначертано. А вот сын наш, должно быть, обретается в других мирах…»
Жо медленно причесывалась, стараясь подавить жалость к самой себе. Ее путь близится к концу, осталось совсем немного, и все-таки нужно уйти с чувством выполненного долга. Чтобы успокоиться, ей достаточно увидеть хотя бы одного из троих мужчин, которых она воспитала. Разумеется, у них свои недостатки и слабости, но она сделала все, чтобы семейная трагедия не отразилась на их жизни.
— Я же не Господь Бог, — сказала Жозефина своему отражению. — Я сделала все, что смогла!
* * *
Софи уже и сама была бы рада перестать злиться, но не могла. Она забрала детей из школы, накормила их, помогла сделать уроки, проследила, чтобы они помылись и вовремя поужинали, но внутри у нее все продолжало кипеть.
— Полчаса у телевизора и спать! — непреклонным тоном сказала она Полю и Луи.
У Анны нашлось другое занятие — она исправляла свое письмо к Пер Ноэлю
[13]
, выдумывая, какую еще редкостную игрушку добавить к и без того длиннющему списку.
— Наши дети избалованы сверх всякой меры, — бросила Софи, когда Жиль вошел к ней в кухню.
Он только что вернулся и был горд собой — по пути заглянул в рыбную лавку и купил две дюжины устриц.
— Они, конечно, не сравнятся с трувильскими, но у меня все равно слюнки текут! У тебя был хороший день?
— Ужасный. Проще отыскать чашу Грааля, чем пристойное платье для Валентины! И решила проблему, разумеется, Малори. У нее всегда найдется идеальная вещичка, это правда, но зачем было таскать нас полдня по бутикам своих приятельниц? Как по мне, в некоторых платьях Валентина выглядела как путало!
— Неужели? А ведь она неплохо сложена…
Гнев Софи вспыхнул с новой силой, и она уставилась на мужа.
— Ты у нас эксперт… Мужчины не видят ничего кроме задниц и грудей, все это знают!
Он пожал плечами и попробовал устрицу.
— С каких это пор у нас едят над мойкой? — зло осведомилась Софи. — Пока я накрою на стол, пойди уложи детей спать.
Она достала две тарелки, лимон, бутылку белого вина. Наряд, предложенный Малори, — увы! — был великолепен. Софи не смогла сделать вид, что ей не нравится, хотя и очень хотела бы. Платье само по себе было красивое, но со спенсером превращалось в наряд для принцессы, не больше и не меньше. Валентина вышла из примерочной без макияжа и босиком, придерживая рукой длинные волосы, но даже в таком виде она могла бы украсить собой обложку любого модного издания. С содроганием сердца Софи представила ее в объятиях Альбана, и яд ревности моментально разлился по венам.
Мысли об Альбане сводили ее с ума, но она знала, что шансы у нее нулевые. Их просто нет! Если бы речь шла о ком-то другом, она бы, не сомневаясь ни секунды, поставила под угрозу статус замужней дамы и матери семейства. С другим она бы уже давно закрутила тайный роман и, может, даже ушла бы от Жиля. Но Альбан, к несчастью, ее деверь, и даже в самом сумасшедшем сценарии он не стал бы ее любовником. Влюбленность — состояние одновременно мучительное и сладкое — в ее случае вела в никуда. Валентина не была ее соперницей, ведь между Софи и Альбаном ничего не было. Альбан был для нее тайной мечтой, фантазией, каждый вечер возникавшей в ее мыслях и, в зависимости от настроения, помогавшей заснуть или прогонявшей всякий сон.
