Валентина следом за ней вошла в кухню, где аппетитно пахло жареной птицей.
— Ваша знаменитая курица с рисом?
— Коля ее обожает, мне хотелось его порадовать.
Создавалось впечатление, что цель существования Жозефины — доставлять удовольствие своим внукам. Она нежно их любила и баловала, но знала, когда их следовало оставить в покое, и наотрез отказывалась садиться с ними за стол, когда они бывали на вилле. «Каждый должен хозяйничать в своем доме», — не уставала повторять Жо с того самого дня, как решила переселиться в маленький комфортабельный флигель, который могла отапливать так, как считала нужным.
— Валентина, мне кажется, ты изменилась.
Жозефина смотрела на нее внимательно, нахмурив брови, отчего Валентина почувствовала себя не в своей тарелке.
— Нет, я так не думаю.
Ей не хотелось об этом говорить. И вообще, первым, кому она об этом расскажет, будет Альбан.
— Тут не может быть ошибки, — не допускающим возражения тоном произнесла Жо.
Отвернувшись от Валентины, она стала застилать старыми газетами дно двух плоских корзин, чтобы потом поставить туда чугунки.
— Сегодня вечером мы соберемся все вместе, для меня это большая радость. Но я воспользуюсь нашим маленьким разговором с глазу на глаз, чтобы напомнить тебе: я — твой друг и союзник, поэтому сразу иди ко мне, если тебя что-то встревожит или обеспокоит.
— Спасибо, Жо. Я так и сделаю.
— Жить в этой… в этом доме тебе не страшно?
— Наоборот, для меня это будет удовольствием. Раньше я жила только в маленьких квартирах, чаще всего темных и мрачных, в больших скучных городах, поэтому ваш дом кажется мне настоящим чудом. Он так похож на дома в диснеевских мультиках!
— Правда? Мой отец очень гордился «Пароходом». Для него он был символом социального успеха. Отец следил за тем, чтобы балюстрады ежегодно перекрашивали и сажали новые деревья. По вечерам, возвращаясь с фарфоровой фабрики, он обязательно останавливался у подножия лестницы, чтобы полюбоваться виллой.
Жозефина грустно улыбнулась своим воспоминаниям и продолжила:
— Я прожила здесь семьдесят пять лет! Самой не верится.
— Даже когда вы с мужем только-только поженились?
— Никто и не думал, что может быть по-другому. Да и места было предостаточно, мы никого не стесняли. К тому же муж работал с моим отцом на фабрике, и так для всех было удобнее. В те времена, ты это знаешь, считалось нормальным, когда несколько поколений одной семьи жили вместе. А после рождения сына…
Она вдруг замолчала и покачала головой.
— Идем, сейчас не время рассказывать о моей жизни.
— Почему бы и нет?
— Хорошо. Однажды зимним вечером, когда тебе станет скучно, я расскажу историю дома и четырех поколений семьи Эсперандье, если тебя это позабавит.
— Ловлю вас на слове, Жо. Мне интересно все, что касается Альбана.
На этот раз на лице пожилой дамы появилась искренняя улыбка.
—Я прекрасно это знаю, моя маленькая Валентина. Прекрасно знаю…
Она подхватила лежавшую на спинке стула шаль и закуталась в нее.
— Они наверняка видели твою машину и уже ждут нас!
За дверью флигеля их встретил прохладный ветерок, пробрав обеих до дрожи. В сумерках, расцвеченная многочисленными окнами, перед ними возвышалась вилла, удивительно похожая на самый настоящий пароход.
* * *
Софи первой заметила машину Валентины. Она видела, как та вышла из своего забитого до отказа вещами «пежо», обменялась любезностями с Жозефиной и вслед за ней прошла во флигель.
— Черт, как же она меня раздражает… — пробормотала Софи.
Дети как раз возились в ванной: она слышала их смех и крики, а еще — громкий голос Жиля, пытавшегося призвать их к порядку. Переступая порог «Парохода», он начинал со всей серьезностью играть роль отца, в то время как в Париже это амплуа его совершенно не интересовало.
Открыв гардероб, Софи несколько минут раздумывала, потом выбрала пуловер из серебристо-серой и кремовой ангорской пряжи, украшенный стразами. С черными бархатными брюками он будет смотреться прекрасно… Наряжаться ни к чему, это простой семейный ужин. Никто не собирается устраивать фейерверк по поводу приезда этой Валентины! И все-таки что Альбан в ней нашел? Валентина то, Валентина это! Он по уши втрескался в эту девицу. Хотя роль робкого возлюбленного ему совершенно не идет. Софи он куда больше нравился в образе ветреного бабника и сердцееда. Во-первых, такой неотразимый холостяк оживляет любую компанию, а во-вторых, Софи привыкла одаривать его особыми знаками внимания, порой весьма двусмысленными.
— Ты готова? — спросил Жиль с порога. — Только что приехала Валентина, и Жо принесла ужин. Детей накормим сейчас, а сами сядем чуть позже?
—Да. Иди к ним, я спущусь через пять минут.
Если ее мужу хочется повозиться с детьми, она не станет ему мешать.
— Не забудь дать Анне сироп, — напомнила Софи. — Она еще покашливает.
Их дочь Анна и двое сыновей, Поль и Луи, обожали приезжать в «Пароход» на выходные. Здесь они вместе с отцом и дядями рыбачили в море, до отвала наедались пирожных прабабушки Жозефины и с утра до вечера играли в прятки, благо комнат, коридоров и чуланов на вилле было предостаточно.
— Это волшебный дом, — прошептала Софи. — И не только дети так думают…
Вилла понравилась ей с первого взгляда, но по-настоящему она полюбила этот дом, когда Жозефина перебралась во флигель. Проводить отпуск в компании пожилой дамы Софи быстро надоело, и она дала понять это своему мужу.
Остановившись перед туалетным столиком, Софи подправила макияж, потом придирчиво изучила свое отражение в зеркале. Ей тридцать шесть. Появились первые морщинки, овал лица стал менее четким… И все же ей было чем себя утешить — она молодо выглядит, у нее изящные черты лица, ярко-голубые глаза, тонкий нос и небольшой волевой подбородок, который Жиль находит очаровательным. Они женаты уже пятнадцать лет, но он все так же влюблен в нее и считает, что с годами она становится все красивее. Что до него, то он, наоборот, стареет: понемногу теряет волосы, борется с наметившейся полнотой, выдающей его возраст.
Посмотрев в зеркало в последний раз, Софи отвернулась. Если она хочет, чтобы вечер удался, ей придется быть любезной с Валентиной. Но разве она может забыть, что эта девица решила здесь поселиться и отныне будет вести себя, как хозяйка этого дома?
— Вот уж нет! Подождем, когда Альбан на ней женится. А пока она всего лишь его подружка, а не член семьи Эсперандье.
Софи очень нравилась фамилия ее мужа, нравилось осознавать, что она член большой семьи, целого клана. Она вышла замуж за старшего из братьев Эсперандье, блестящего адвоката Парижской коллегии, сына и внука владельца фарфоровой фабрики, расположенной в Нормандии. Софи так гордилась предками мужа, что решила обратиться к услугам специалиста по генеалогии, чтобы составить семейное древо, но Жиль высказался категорически против этой идеи. «Я не хочу, чтобы кто-то копался в прошлом моих предков, оставь их в покое!» Софи не настаивала, она знала, что смерть родителей Жиля окутана тайной. Он охотно рассказывал о Жозефине, но терпеть не мог, когда его спрашивали об отце или о матери, умерших в один и тот же день при загадочных обстоятельствах.
