Из коридора донесся голос Малори, звавшей его к столу Коляʹ торопливо погасил свет и вышел. Ему не хотелось, чтобы жена застала его в этой комнате. Определенно, его комната — самая лучшая, он ничего не хочет менять!
* * *
— О нет, Альбан не был худшим, — со снисходительной улыбкой ответила Жозефина. — Если уж говорить честно, все трое были милыми мальчиками. Не слишком послушными, вечно голодными, неаккуратными, но милыми. Жиль был самый упрямый, Коля — самый рассеянный, Альбан — самый серьезный.
— Упрямый? — возмутился Жиль. — Ты могла бы сказать «настойчивый» или…
— Настырный? — предложил Коляʹ.
Валентина и Жо сидели рядышком, и молодая женщина воспользовалась этим, чтобы задать Жозефине несколько вопросов. Но теперь к их беседе с удовольствием присоединилась вся собравшаяся за столом компания.
— Если уж ты что-то вбивал себе в голову, то этого и молотком нельзя было выбить, — добавила Жозефина. — А еще ты всегда стремился взять верх в споре.
— Он и сейчас такой! — хором воскликнули Альбан и Коляʹ.
— Вы тоже не изменились, мои дорогие. Ну, я вовсе не витаю в облаках, — возмутился Коля. — Я даже веду бухгалтерию!
— М-да, расскажешь это аудиторам… — пробормотала Малори.
Коля состроил обиженную гримасу, и все засмеялись. А Жозефина добавила:
— Вот Альбан остался серьезным. Я бы сказала, даже слишком серьезным.
— За штурвалом самолета, — заметила Софи, — клоунам не место.
— Да, Альбан у нас серьезный и скрытный, — закончила свою мысль Жо, не обратив внимания на реплику невестки.
— Поэтому-то он и предпочел родиться вторым — скрылся между мной и Коляʹ! — пошутил Жиль.
— Значит, он будет серьезно относиться к роли отца, — с лукавой улыбкой заключила Валентина.
Альбан обнял ее за талию и притянул к себе, благо они сидели на длинной скамейке. Устроившаяся напротив Софи посмотрела на них и отвела взгляд.
— Я листала ваши фотоальбомы, — проговорила Валентина, — и пришла к выводу, что в детстве вы были примерными мальчиками.
— Только на фотографиях!
Жозефина засмеялась, но взгляд ее тут же подернулся дымкой печали.
— Как давно это было…
Видя, что пожилая дама взгрустнула, внуки и их жены забросали ее вопросами:
— Они хорошо учились?
— А тебе помогали?
— Почему нас так одевали?
— Из практических соображений, — ответила Жозефина, повеселев. — Обычно перед началом учебного года Антуан возил вас за одеждой в Каэн. Его фантазии хватало исключительно на белые рубашки поло, синие бермуды, длинные носки и огромные на вид туфли.
— Мы вели себя примерно на мессе? — непринужденным тоном спросил Альбан.
— На мессе? Мы нечасто бывали в церкви.
— Но ведь Антуан был верующим человеком, разве нет?
— Что-то я такого за ним не припоминаю, — ответила Жозефина, хмуря брови.
Несколько секунд она внимательно смотрела на Альбана.
— С чего ты это взял?
— Мне так казалось.
Жиль и Коляʹ, естественно, навострили уши. Им было интересно, как далеко Альбан рискнет зайти в своих расспросах.
— Ты помнишь отца Эрика? — спросил Альбан ласково.
Жо поджала губы, лицо ее помрачнело.
— Нет. А ты?
Под ее настойчивым взглядом Альбан почувствовал себя не в своей тарелке.
— Нет.
— Вот тебе и ответ! Пойду-ка я спать. Приличные старушки в это время давно в постели.
— Я тебя провожу, — решительно сказал Альбан.
Они вышли через дверь кладовой. Жозефина на плохо гнущихся ногах брела впереди. «Пароход» овевал ледяной ветер.
— Это был вопрос с подвохом, а, Альбан? — ворчливо спросила в темноте Жозефина. — Ты пообещал, что не будешь меня расстраивать, и я тебе поверила.
—Жо…
— Я устала!
—Дай мне руку!
Едва не упав, она нехотя оперлась на руку внука.
—Что ты, в конце концов, хочешь узнать?
В ее голосе отчетливо слышался гнев, но еще там был… страх.
— Ты потрошишь дом, устраиваешь наводнения, роешься в старом хламе… Что ты ищешь? Если ты думаешь, что от вас что-то скрывают, знай — мне нечего вам рассказать. Нечего, и баста!
— Послушай, Жо, для нас по-настоящему важно…
— Альбан, ты дал мне обещание.
Они подошли к входной двери флигеля. Жо открыла дверь, включила свет и обернулась к Альбану.
— Послушай меня, дорогой. В свое время я тоже кое-что пообещала. И слова не нарушу.
Перед Альбаном стояла не любящая бабушка, готовая горы свернуть ради своих любимцев, а непреклонная пожилая дама, которая решила унести свои тайны с собой в могилу. Растроганный и смущенный, он протянул руку и погладил ее по морщинистой щеке.
—Я люблю тебя, Жо.
Смягчившись, она грустно ему улыбнулась, покачала головой и медленно закрыла дверь, оставив внука одного в ночном мраке.
* * *
Побродив около часа между прилавками рынка, Жиль и Альбан направились к церкви, где только что закончилась утренняя воскресная служба. Священника они нашли в ризнице. Кюре любезно ответил на их вопросы. Жаль только, он ничего не знал о таинственном отце Эрике, который, по предположениям братьев, служил в одном из местных приходов тридцать лет назад.
Разочарованные, Жиль и Альбан решили зайти за пирожными в кондитерскую «Charlotte Corday». Братья ждали своей очереди, когда за их спинами раздался радостный голос:
— О, эти обжоры уже тут!
Давид со своим зятем Жан-Полем только что вошли и встали в очередь.
— Раз вы оба здесь, почему бы вам не поговорить? — предложил Давид Альбану.
Обрадованный неожиданной встречей, Жан-Поль увлек Альбана на улицу.
— Пытаюсь уговорить твоего братца поучаствовать в конкурсе на должность директора аэропорта в Сен-Гатьен-де-Буа, — объяснил Давид.
— Правда? — удивился Жиль. — Он и словом об этом не обмолвился, представляешь?
— Ты же его знаешь…
Они одновременно посмотрели в сторону улицы. Там, у витрины магазина, Жан-Поль и Альбан о чем-то оживленно беседовали.
— Это идеальное место для моего брата, — подумав, сказал Жиль.
— Если он согласится. Числиться в наземном составе для него — нож в сердце.
— По-моему, у него нет выбора.
— Вот и убеди его в этом. Альбан говорит, ему нужно время, чтобы все обдумать. Но мне кажется, что он просто отказывается смотреть правде в лицо.
