— Ты был как раз в том месте, куда, перепрыгнув через реку, приземлялись лошади, — объяснила ему Аксель. — Они старались обогнуть тебя, но некоторым ничего не оставалось, как нестись прямо на тебя.
Очнувшись, Антонен помнил только, что упал и лошади буквально втоптали его в траву. После этого вместо воспоминаний была черная дыра. Следующая картинка — лицо медсестры.
— Повезло, — твердо повторил Бенедикт. — Редкое везение, если хочешь знать мое мнение. Тебе могли раздавить грудную клетку или размозжить голову! К тому же у тебя даже не было времени испугаться, ты понимаешь это?
— Испугаться — нет, — согласился Антонен хриплым голосом.
Он с трудом проглотил слюну, горло все еще болело после интубации.
— Боже мой, какой ужас! — отозвалась Аксель.
— Не божись! — приказал Бенедикт.
Они сидели возле кровати и смотрели на Антонена, по-прежнему обеспокоенные его состоянием.
— Врачи не говорят, сколько времени пройдет, пока я смогу снова… скакать на лошади, — прошептал молодой человек.
— Не рано ли волноваться об этом?
— На восстановление понадобятся недели, если не месяцы, и все трое знали об этом.
— В любом случае этот сезон для тебя окончен, — снова заговорил Бен, — поэтому не спеши, не пытайся опередить время.
Он говорил со знанием дела. Он, который столько боролся ради того, чтобы снова начать ходить, и боролся напрасно.
— Меня заменит Ромен? — спросил Антонен у Аксель.
— Частично. Но он не сможет взять на себя все. Пригласим наездников со стороны.
— Ты оставишь за ним Макассара в гран-при?
— Да, — без раздумий ответила она.
Аксель давно хотела так поступить, но до сих пор официально об этом не объявляла. Каждое утро она наблюдала за своим любимым конем, и ей нравилось обращение Ромена, который умел добиться от коня максимума. Шли недели, ее убеждение крепло, и даже если Ромену пока еще не хватает опыта, для Макассара он идеальный наездник.
Избегая смотреть в лицо Антонену, она встретилась взглядом с Бенедиктом.
— Он действительно хорошо обращается с Макассаром, — заверила она, — а эти скачки будут основными. Но мы пришли не для того, чтобы говорить о лошадях. Скажи лучше, что тебе нужно.
— Ничего, спасибо, — ответил Антонен и закрыл глаза.
Из семьи у него был только отец, переехавший в Германию пять лет назад, с которым он не находил общего языка.
— Не дури! — прикрикнула Аксель. — Давай составим список.
Она вынула из сумки записную книжку и ручку, решив не обращать внимания на недовольное молчание Антонена.
— Телевизор у тебя есть, я могу принести радио, газеты и туалетные принадлежности. Что еще? Ромен забрал из раздевалки твои вещи, он передаст тебе часы и мобильный.
Он по-прежнему молчал, и она осторожно положила руку на забинтованное запястье.
— Антонен? Ты скоро вернешься…
Было легко понять, что он испытывает. Карьера его была внезапно и грубо прервана, он на месяцы выброшен за боковую линию. И потом, не будет ли он бояться сесть на лошадь? Дуглас вынужден был оставить скачки, помимо проблем с ростом и весом, из-за панического страха, испытываемого перед стартом.
— Если возникнут малейшие материальные затруднения, знай, что мы всегда рядом.
— Что до денег, я спокоен, — с усилием проговорил он. — Но спасибо, что предложили.
Из своих доходов он четыре года назад купил славный домик, за который рассчитывался в кредит, и подписал страховки, охватывающие все виды риска его профессии.
— Позвонить медсестре? — вмешался Бенедикт. — Если тебе нужно успокоительное — принимай, боль не способствует выздоровлению.
Аксель упрекнула себя в том, что не подумала об этом первой. Присутствие Бена сковывало ее, ей не удавалось вести себя в больничной палате естественно, и до сих пор она говорила общие фразы. Антонену, несомненно, было очень больно после длительной операции, во время которой ему складывали таз, к тому же из-за сломанных ребер он дышал осторожно, и, возможно, предпочел бы остаться один, чтобы справиться с болью. Однако он, должно быть, ожидал от Аксель какого-то порыва, нежных слов и жестов, но у нее их не было.
— Я приду завтра к обеду, — прошептала она.
Бен отправится за третьей группой — за жеребятами, а она сможет побыть с Антоненом наедине.
В машине, когда они выехали на дорогу, ведущую к Мезон-Лаффиту, дед изрыгнул целый поток проклятий вперемешку со вздохами.
— Да, я знаю, я говорил тебе не делать этого, но я беспомощный старик, я имею право! Откровенно говоря, этот несчастный случай — катастрофа и для бедного Антонена, и для нас. Ты действительно доверишь Макассара Ромену?
— Кстати, первым посадил его на этого коня ты.
— Для тренировок, но не как наездника на гран-при от Мезон-Лаффита!
— У него получится, я уверена, — ответила она сухо.
— Не сердись по пустякам, моя красавица, мы всего лишь обсуждаем, а решаешь ты.
Он с недовольством рассматривал лес, мелькавший вдоль трассы.
— Поскольку ты во мне не нуждаешься, — добавил он через мгновение, — я вернусь в Лондон после бегов Макассара. А пока что пообещай мне одну вещь: ты не будешь проводить целые дни у изголовья Антонена. Его будут навещать товарищи, и я не хочу, чтобы поползли слухи.
Это был первый случай, когда он вмешался в личную жизнь внучки. Вместо того чтобы напомнить, что она уже взрослая, Аксель предпочла со смехом ответить:
— Я и не знала, что ты реагируешь на слухи, Бен!
— Ты права, мне на них наплевать, я просто неверно выразился. Послушай, я не хочу ни задеть тебя, ни как-то настроить, только… Антонен очень милый парень, но я надеюсь, что ты не планируешь с ним ничего серьезного.
— Почему?
— Ты заслуживаешь лучшего, Аксель.
— Потому что он наездник?
— О боги, нет! Просто у него нет… Он не того масштаба. Это не солидный мужчина, он не для тебя. И потом, такая сделка для него слишком выгодна. Жениться на барышне Монтгомери — он мечтает об этом, и это понятно. Но ты никогда не будешь знать, какая доля на весах его чувств отводится конюшне, будешь сомневаться, и это испортит тебе жизнь.
Сжав зубы, она заставила себя не возражать. То, что Бен только что сказал, она повторяла себе так часто, что в итоге даже порвала с Антоненом. Порой она сожалела об этом, как в тот июньский день, когда уступила желанию снова оказаться в его объятиях, или в Отей в момент его падения, потому что испытанный страх заставил ее поверить, что она его любит.
— Будь спокоен, — тихо сказала она, — я все это знаю и не строю серьезных планов относительно Антонена. Это просто…
