– То есть превратить ее жизнь в ад. Собственно говоря, это как раз то, что ему и удалось с ней сделать. Но ведь она могла бы узнать, на каком этапе следствие, и вообще расследуют ли это убийство, и не является ли это просто несчастным случаем!
– Она – не могла. Это происшествие в масштабах города крайне незначительное. Пойти и спросить у кого бы то ни было – невозможно. Да и страшно. Лучше уж сбежать…
– Я понимаю ее. Она была уверена в том, что в Москве ее разыскивают или, возможно, существуют свидетели, которые видели ее в то утро в подъезде Маши. Если к этому прибавить и все те страхи, которые она сама себе накрутила… Хотя, Бертран, она-то знала, что убила. И что это не несчастный случай. Как же она все это время жила?
– Пыталась спасти свою шкуру любыми путями. Она руками брата чуть не убила тебя!
– А что это за записка про интернат? Ее тоже Крестьянинов написал?
– Да. Хотел надавить на ее материнские чувства… Мол, ты убила Машу, а у нее ребенок… Этих записочек, туманных, требующих окончательной расшифровки, должно было быть несколько… Он подкидывал их Нине, когда бывал по делам в Париже.
– И я же видела, видела тогда, в гостинице на улице Муфтар, но кто мог предположить, что это он, а не я – главный преследователь Нины… Он же и к воротам тогда подходил, вероятно, если бы Нина была тогда дома, может, он и рассказал бы ей о том, что он и есть свидетель…
– Самое удивительное, что я работал, можно сказать, вхолостую.
– Как это? Ты же всех нашел, все выяснил…
– Да так. После того, как я позвонил Арману и рассказал ему все, что узнал, спустя четверть часа, представь, когда у него от таких новостей волосы на голове встали, к нему приходит с опозданием в три года Нина и начинает ему выкладывать всю эту историю с подробностями… Ну просто кающаяся Магдалина.
– А мне ее жалко, Бертран. Она любила, понимаешь? Она же была как одержимая… Ее бросили, и она не хотела с этим смириться… Да и Маша эта тоже хороша… Нет, я понимаю, конечно, что убийство невозможно ничем оправдать, но у нее характер был – не сахар. Я даже представила себе, как она, слушая все то, что ей говорит потерявшая способность соображать Нина, смеется ей в лицо. Ей-то хорошо, она вернула себе любимого мужчину, но ведь в прошлом она сама была, может, в таком же положении, ведь случилось же что-то между Машей и Крестьяниновым, после чего она не сообщила ему о том, что у нее от него сын…
– У вас, у женщин, свое представление о ревности, любви, отношениях между мужчиной и женщиной. Вы слишком себе все усложняете.
– Я бы хотела встретиться с Ниной и поговорить с ней. Не знаю, как это все реально можно сделать, я же не собираюсь работать у нее няней, но у меня такое ощущение, словно я знала одну Нину – маму Патрика, жену Армана и просто приятную в общении женщину, которая платила мне хорошее жалованье, а где-то там… существовала другая. Убийца, которая порывалась убрать и меня как свидетельницу. Как ты думаешь, Арман простит ее?
– Простит. Я понял это по тому, как он разговаривал со мной после моего отчета… Думаю, отправляя меня в Москву, он предполагал, что я привезу ему доказательства того, что Нина в прошлом была проституткой…
– Хочешь сказать, что это его больше травмировало бы как мужчину, чем то, что она убийца?
– Мне показалось именно так. Он словно вздохнул с облегчением, когда узнал, что она не была проституткой и никакого ребенка не было и, стало быть, ни в каком интернате она его не оставляла. Что Патрик – ее единственный ребенок.
– Но, Бертран… Знаешь, до меня как-то медленно все доходит… Нина – убийца.
– Да никакая она не убийца! Вот если бы она спланировала убийство, стреляла бы в Машу или отравила ее, а так… Толкнула, и все, понимаешь? Непредумышленное убийство. Если бы Маша не стояла на этом круге, то была бы сейчас жива и воспитывала своего сына. К тому же, знаешь, я с большим подозрением отношусь к женщинам, которые, прикрываясь важными делами, бизнесом, перепоручают своих детей пусть даже и бабушкам! Жила себе эта Маша в свое удовольствие… А-ах! – Бертран махнул рукой. – Думаю, ты все поняла.
– А что будет с Сашей?
– Думаю, что отец заберет его к себе. Он сказал, что одна семья собиралась забрать Сашу, но у них что-то там не получилось… Думаю, что у Александра получится.
– Бертран, – тихо позвала я, – скажи, а если вдруг ты бы узнал, что я (не дай бог, конечно) убийца… Ты бы оправдал меня? Помог бы мне?
– Я бы все сделал для тебя, Полина… Но только в одном случае…
– ???
– Если бы ты сама рассказала мне о своей проблеме, беде, понимаешь?
– Бертран, неужели все закончилось?
Он посмотрел на меня, провел ладонью по моей щеке:
– Полина, дорогая, ты что? Все еще только начинается!
* * *
Через две недели я получила письмо от Нины, в котором она приглашала нас с Бертраном в Париж, на свой день рождения. Тон письма был нейтральным, и между строк я прочла ее все еще сохранившийся страх по отношению ко мне. Я понимала, что это не простое приглашение, вероятно, она собиралась нам что-то сообщить или, что было бы вполне закономерно, попросить у меня прощения.
Я позвонила Бертрану, который в это время улаживал дела одного из своих постоянных клиентов и находился в Голландии, и он посоветовал мне поехать самой.
– Знаешь, – сказала я ему по телефону, – вот чувствую, что непростая это поездка, что ей что-то от меня нужно… Только вот что – ума не приложу. Все, что она хотела бы от меня услышать, а именно что официальное расследование пришло к выводу, что Арефьева погибла в результате несчастного случая, она услышала, а потому Нине как бы и нечего бояться…
– Может, она хочет попросить тебя снова стать няней для Патрика? – предположил, смеясь, Бертран. – Да какая разница, Полина? Поезжай, конечно! Остановишься в моей парижской квартире, чтобы чувствовать себя увереннее и независимее, а там – война планы покажет. Походишь по музеям, магазинам… Встретишься с Соланж, прогуляетесь, отдохнете, посплетничаете… Поезжай, вернее, позвони Юсефу, пусть он возьмет тебе билет на самолет и проводит тебя в аэропорт. И сделай все это с легким сердцем.
Я сделала так, как посоветовал мне Бертран. С легким сердцем.
В аэропорту меня встретила Соланж. Мы с ней обнялись, как близкие подруги.
– Ты прекрасно выглядишь, Полина! – сказала она, оглядывая меня с головы до ног. – Во всяком случае, гораздо лучше, чем тогда, когда работала у нас…
– Как у них дела? – спросила я как можно беспечнее, хотя больше всего боялась услышать, что Лемоны развелись. Все-таки не зря Нина так боялась во всем признаться мужу, значит, не такой он простой человек, чтобы все простить. А значит, непредсказуемый.
– Да нормально.
– У Нины действительно день рождения?
