…Но куда же отправить пацана? На Землю? Пока Рейдер носится
в пространстве, я не поверю успокоительным речам Храмов. На Тар? К принцессе…
Мне стало не по себе. Подарочек. Вперемежку с суховатыми поздравлениями и
официальными документами по торжественным датам. Дорогая жена, пока ты не
выбрала подходящий момент для развода — поприглядывай за моим юным другом. Он
тоже с планеты Земля. Той самой, которую твои мама с папой хотят уничтожить…
И все же в этом что-то было. В этой просьбе принцесса не
откажет…
Так же, как и в любой другой, честно говоря…
— А это один из лучших циклов Дориа Сеи, нашего выдающегося
живописца, — с восторгом объяснял служитель. — Храм отображен на двенадцати
полотнах, с максимальной точностью передающих зеркально-черный узор
поверхности. Ни один другой художник…
Картины действительно были великолепными. Огромные — два на
два метра каждое полотно, написанные удивительно яркими, живыми красками. Чисто
символический, прозрачно-голубой фон неба — и на нем блестяще-черные шары
Храмов. Точнее, Храма — одного, но с разных сторон.
Пускай Храмы и не давали себя сфотографировать, но такие
картины немногим уступали фотографиям…
— Зачем нам эта экскурсия? — снова спросил Ланс.
Я пожал плечами. Прощальный подарок Даньке. Короткая
разрядка перед бюрократической суетой схедмонского космопорта. Минутная блажь
принца.
Данька прошелся по залу. Похлопал ладонью по макету Храма —
метровому шару радужно-пестрой расцветки. Бросил мимоходом:
— Глобус размазанный…
У меня закололо в груди. Бред, сумасшествие…
— Ланс, вели гиду тихо посидеть в сторонке. — Я сам не узнал
своего голоса. Так не говорил даже вернувшийся из частей спецназа Серж —
претендент на власть в районе. Так не обращался с Шоррэем Менхэмом наглый и
самоуверенный Лорд с планеты Земля. Я никогда не умел приказывать
по-настоящему!
— Редрак, Эрнадо, охраняйте входы. Данька, за мной…
Я подбежал к терминалу компьютера — стандартной детали
обстановки, такой же уместной в музейных комнатах, как и в каюте «Терры».
Откинул белую панель периферийных устройств на рифленом боку процессорного блока.
Достал прозрачную пластину оптического датчика. Провел рукой по сенсору
включения. Экран осветился — слава Сеятелям, компьютер был готов работать с кем
угодно, в его программу не входил контроль пользователя.
— Режим работы — оптический и звуковой! — Я почти кричал, я
захлебывался словами, задыхался от неожиданной догадки. — Ввод информации для
главной программы — с выносного оптического детектора. Источник информации —
двенадцать картин художника Дориа Сеи, показ каждой будет предваряться звуковой
командой «Снять изображение». Процесс работы: синтез из двенадцати изображений
шарообразного объекта его голографической модели. Особые указания: необходимо
добиться максимально возможной точности в распределении черных и зеркальных
участков на поверхности шара. Вывод информации в голографическом режиме под
звуковым контролем. Задание ясно?
— Задание принято, — мягким женским голосом отозвался
компьютер. Ни тени эмоций по поводу нестандартности задачи — слишком простая
модель. Но это и к лучшему.
Я направил оптический датчик на первую из картин. Сказал:
— Снять изображение…
— Ребята, что вы задумали? — подал голос служитель,
усаженный Лансом в одно из мягких кресел для посетителей. — Похищение?
— Нет, — мягко ответил я, переходя к следующей картине. —
Снять изображение…
— Ну тогда перестаньте держать меня под прицелом!
Хулиганство с компьютером — это мелочь, а вот нападение на…
— Данька, если он продолжит разговоры, усыпи его часика на
два-три… Снять изображение!
Наступила тишина. Я обошел весь длинный ряд картин. Зачем-то
вернулся к компьютеру. Приказал:
— Начать синтез изображения.
— Работа ведется, — ласково сообщила машина. — Просьба
подождать двенадцать секунд… одиннадцать… десять…
— Принц, надеюсь, ты понимаешь, что творишь, — негромко
сказал Эрнадо. — Храм — это святыня. С ним не шутят… и с его музеем тоже.
— Три… два… один… синтез произведен. Приближение к оригиналу
— девяносто два процента. Для более качественного синтеза необходимо
фотографическое или иное документальное изображение.
— Выдать картинку, — невольно дрогнувшим голосом велел я.
Над компьютерным терминалом повисла черно-зеркальная копия
Храма. Полуметровый шарик из тьмы и блеска. Словно повинуясь наитию, а может
быть, просто восприняв фон картин, компьютер окружил изображение голубоватой
дымкой. Глобус размытый…
— Масштаб стандартный. Необходима ли коррекция?
— Нет. Необходимо… вращение.
На этот раз машина меня не поняла.
— Прошу уточнения.
— Храм… То есть шар должен вращаться вокруг условной оси,
проведенной в вертикальном направлении… за ось можно принять опорную колонну,
изображенную на картинах.
— Скорость вращения?
Я пожал плечами. Откуда мне знать? Глупости творятся по
наитию… а не по четкому расчету.
— Один оборот в секунду. И ускорение на один оборот каждые
две секунды вплоть до команды «Стоп».
Шарик начал вращаться. Зеркально-черные пятна замельтешили
перед глазами. Эрнадо с Лансом смотрели за происходящим издали, Редрак подошел
ближе. Плененный экскурсовод вытянул шею, наблюдая за происходящим. Шар
крутился все быстрее. Черные кляксы и зеркальные полосы стали сливаться в
странный, неожиданно плавный и размашистый узор.
— Глобус, — тихо и растерянно сказал Данька.
Для него во всей Вселенной существовал лишь один глобус —
планеты, которая называлась Землей.
Немного нечеткая, смазанная, черно-белая, словно с экрана
дрянного старого телевизора, перед нами вращалась Земля. Черные контуры
материков и точки островов, зеркально-белые глади морей. Обесцвеченная копия
моей планеты, парящая в нежно-голубом тумане. Движение шара словно замедлялось
— и карта обретала точность. Потом «глобус» дрогнул и начал раскручиваться в
обратную сторону. Эффект стробоскопа. Свойство несовершенного человеческого
зрения. Все это, смешанное вместе.
Нелепый черно-зеркальный узор, таящий в себе облик Земли.
— Стоп, — приказал я.
— Скорость вращения — двадцать пять оборотов в секунду, —
без всякой просьбы сообщил компьютер.
— Оставить двадцать четыре.
— Выполнено.
