— Я тоже по тебе скучала. — Это была истинная правда, но Дженни пожалела, что ее слова прозвучали так пылко.
В ресторане она окинула взглядом соседние столики, повсюду узнавая знаменитостей.
— Дженни, почему ты улыбаешься? — спросил Эрих.
— Культурный шок. Головокружительный переход от одного стиля жизни к другому. Ты понимаешь, что никто в этом зале даже не подозревает о детском саде миссис Кертис?
— Будем надеяться, что нет. — В его глазах была веселая нежность.
Официант налил им шампанского.
— На днях ты надевала этот медальон, Дженни. Он очень красивый. Это Кевин подарил?
— Нет, Нана.
Эрих наклонился над столом, его тонкие длинные пальцы обхватили ее руку.
— Я рад. Иначе бы весь вечер беспокоился об этом. А теперь могу любоваться медальоном на тебе.
На безупречном французском он обсудил с метрдотелем меню. Дженни спросила Эриха, где он выучил язык.
— За границей. Я довольно много путешествовал. Затем понял, что я счастлив и совсем не одинок на ферме, когда рисую. Но последние несколько дней были довольно паршивыми.
— Почему?
— Мне было одиноко без тебя.
В субботу они отправились в зоопарк. С бесконечным терпением Эрих по очереди катал малышек на своих плечах и по их просьбам трижды возвращался в обезьянник.
За обедом он нарезал еду для Бет, пока Дженни возилась с тарелкой Тины, уговорил Тину допить молоко, пообещав ей прикончить свою «Кровавую Мэри», и с притворной строгостью покачал головой, глядя, как Дженни сдерживает улыбку.
Несмотря на ее протесты, он настоял, чтобы девочки выбрали себе по знаменитой мягкой зверюшке «Румпельмайер», и будто бы даже не заметил, как долго Бет решала, чего же ей хочется.
— Ты уверен, что на ферме в Миннесоте у тебя нет шестерых малышей? — спросила Дженни, когда они вышли на улицу. — Немногие так терпеливы с детьми.
— Женщина, которая воспитала меня, была очень терпелива, вот и все.
— Жаль, что я не знала твою мать.
— А мне жаль, что я не знал твою бабушку.
— Мамочка, — спросила Бет, — почему ты такая счастливая?
В воскресенье Эрих принес для Тины и Бет коньки с двойными лезвиями и повез их всех на каток в Рокфеллер-центр.
Тем же вечером он пригласил Дженни на ужин в «Парк-Лейн». За кофе они молчали. Наконец Эрих произнес:
— Это были два очень счастливых дня, Дженни.
— Да.
Но он ни слова не сказал о том, что вернется. Дженни посмотрела в окно на Центральный парк, который теперь искрился в свете фонарей, автомобильных фар и окон окрестных домов.
— Парк всегда такой красивый, правда?
— Тебе очень не хватало бы его?
— То есть?
— В Миннесоте красиво по-другому.
О чем это он? Она развернулась к Эриху. Их руки невольно встретились, пальцы переплелись.
— Дженни, все произошло быстро, но правильно. Если ты настаиваешь, я каждые выходные буду приезжать в Нью-Йорк - полгода, год - и ухаживать за тобой. Но разве это необходимо?
— Эрих, ты едва знаешь меня!
— Я всегда знал тебя. Ты была серьезным ребенком, в пять лет умела плавать, в пятом, шестом и седьмом классах завоевывала медаль за успеваемость.
— То, что ты посмотрел альбом, еще не значит, что ты меня знаешь.
— А я думаю, что значит. И я знаю себя. Я всегда знал, что именно ищу, был уверен, что пойму, когда такой момент наступит. Ты тоже это чувствуешь, признай.
— Однажды я уже ошиблась. Мне казалось, что с Кевином у нас все как надо.
— Дженни, ты к себе несправедлива. Ты была очень молода. Ты говорила, он был первым парнем, который тебе вообще понравился. И не забывай, какой бы замечательной ни была твоя бабушка, наверняка тебе в жизни не хватало мужчины, отца, брата. Ты была готовавлюбиться в Кевина.
Дженни задумалась:
— Наверное, так и есть.
— И девочки. Не упусти их детство, Дженни. Когда ты с ними, они так счастливы. Думаю, они могли бы быть счастливы со мной. Выходи за меня, Дженни. Поскорее.
Неделю назад они еще не были знакомы. Дженни чувствовала тепло его руки, смотрела в его вопрошающие глаза и знала, что в ее собственных глазах отражается такое же пламя любви.
И без тени сомнения она знала, каким будет ее ответ.
До рассвета они сидели в квартире и разговаривали.
— Дженни, я хочу удочерить девочек. Мои адвокаты подготовят нужные документы, чтобы Макпартленд их подписал.
— Вряд ли он откажется от детей.
— А я не сомневаюсь, что откажется. Я хочу, чтобы девочки носили мою фамилию. У нас будет своя семья, и я не хочу, чтобы Бет и Тина чувствовали себя чужими. Я буду им хорошим отцом. А Кевин хуже чем плохой отец. Он к ним равнодушен. Кстати, какое обручальное кольцо ты получила от Макпартленда?
— Никакого.
— Хорошо. Я переделаю для тебя кольцо Каролины.
В среду вечером он сказал ей по телефону, что договорился о встрече с Кевином в пятницу днем.
— Думаю, лучше всего, если я увижусь с ним один, дорогая.
Всю неделю Тина и Бет спрашивали, когда вернется «мистер Крюгер». Когда в пятницу вечером он зашел в дом, они бросились к нему. Эрих обнял малышек, те завопили от радости, и глаза Дженни наполнились счастливыми слезами.
За ужином в «Четырех сезонах» Эрих рассказал ей, как прошла встреча с Кевином:
— Он был не слишком дружелюбен. Дорогая, по-моему, он как собака на сене. Ни ты, ни дети ему не нужны, но он не хочет, чтобы вы достались кому-то еще. Но я убедил его, что это ради их же блага. К концу месяца мы покончим с формальностями. А на окончательное удочерение потребуется около полугода. Давай поженимся третьего февраля - будет почти месяц с того дня, как мы познакомились. Кстати, чуть не забыл. — Он раскрыл портфель. Дженни удивилась, что Эрих взял его с собой за стол. — Посмотрим, как оно сидит.
Это было кольцо с бриллиантом изумрудной огранки. Когда Эрих надел его на палец Дженни, взгляд ее утонул в сверкающей красоте великолепного камня.
— Я решил не переделывать кольцо, — сказал он. — Оно подходит идеально.
— Эрих, оно прекрасно.
— И еще, милая, давай заодно решим и это. — Он вытянул из портфеля стопку бумаг. — Когда мои адвокаты готовили документы на удочерение, они настояли на заключении брачного контракта.
— Брачного контракта? — рассеянно переспросила Дженни. Она увлеченно любовалась кольцом. Все это не сон. Это по-настоящему. Происходит на самом деле. Она выйдет замуж за Эриха. Вспомнив слова Фрэн, она чуть не рассмеялась.
