Книга Тайная комната антиквара, страница 28. Автор книги Марина Серова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тайная комната антиквара»

Cтраница 28

Вот к этому-то человеку и обратился папа за помощью, и, к счастью, он не отказал. Впрочем, мы выясняли: если человек здоровый, он может полноценно жить и с одной почкой, ему ничто не угрожает, а ведь что касалось папы, здесь речь шла о жизни и смерти…

Тут у меня сразу возник вопрос. Да, конечно, в отношении Шульцмана речь действительно шла о жизни и смерти, и он был кровно заинтересован в том, чтобы его знакомый поделился с ним таким необходимым ему органом. Но знакомому-то какой в этом прок? Чувство глубокого удовлетворения от того, что спас бесценную жизнь антиквара? Ведь позволить вырезать у себя жизненно важный орган — это вовсе не шутка, и чувство удовлетворения — мотивация здесь слишком слабая.

— Этот… знакомый вашего отца, он, наверное, был очень дружен с ним? — несколько издалека начала я.

— Почему вы так решили?

— Ну, не знаю… Мне кажется, для того чтобы решиться на подобный шаг… нужны достаточно веские причины. Конечно, может быть, вы и правы, человек может жить и с одной почкой так же хорошо, как с двумя, но мне кажется, что подавляющее большинство людей все-таки предпочтут со своими органами не расставаться.

— А, вы в этом смысле… Видите ли, я ведь уже говорила вам, что в то время мы были еще детьми и нас во все тонкости не посвящали. Но могу сказать вам совершенно точно две вещи. Первое: орган был предоставлен абсолютно добровольно. Я знаю даже, что этого человека, знакомого папы, в клинике заставили подписать специальную бумагу, что он поступает по своей воле. Ведь и им тоже проблемы потом были не нужны. А второе, относительно веских причин, о которых вы упомянули… Мне тоже достоверно известно, что отец как-то рассчитался с этим человеком, то есть у него был определенный материальный интерес. И думаю, интерес не маленький. Поэтому можно сказать: договоренность была заключена на взаимовыгодной основе и ни одна из сторон не считала себя в чем-то обделенной. По крайней мере, прошло уже семь лет, и ни разу я не слышала, чтобы нам были заявлены претензии по этому поводу. Хотя, как я уже сказала вам, этот человек тоже живет в Тарасове, и если бы он был чем-то недоволен, то всегда мог бы прийти к нам и высказать свои претензии.

— Вы сейчас упомянули, что знакомый вашего отца, предоставивший ему донорский орган, живет в Тарасове. А где именно, вы не могли бы мне подсказать? И как зовут этого человека?

— К сожалению, мне это неизвестно. Всю эту историю я знаю со слов мамы, а ей о доноре тоже почти ничего не известно. Ведь это был знакомый папы, и всеми вопросами об условиях, на которых предоставлялась почка, занимался именно он. Даже с мамой он не любил говорить об этом. Он вообще не любил говорить о своих болезнях. После операции ему еще довольно долго приходилось ходить на обследования и наблюдаться в клинике, и иногда мы чуть ли не силой выгоняли его на прием к врачам…

Что ж, в общем и целом ситуация была ясна. Шульцману требовался донорский орган, и он получил его, расплатившись, по всей видимости, деньгами, вырученными от продажи экспонатов, украденных из музея. Если сведения, которые добудет для меня Володя, подтвердят совпадения периодов операции и какой-либо из краж, то с очень большой долей вероятности можно будет утверждать, что так все и было.

Только вот вопрос: что полезного добавляет эта информация к моему расследованию?

«Ну, ты, — говорила я своему проснувшемуся инстинкту, возвращаясь от Веры, — что ты теперь скажешь? Проверила я эти идиотские данные об операции, и что дальше? Что это дает? Все произошло по взаимной договоренности, Шульцман получил свою почку, донор — деньги, откуда здесь может возникнуть мотив для убийства? Или ты хочешь сказать: Шульцман только заявил, что расплатился с донором, а на самом деле — нет? Какого же черта тот стал бы ждать семь лет? Он бы давно уже его грохнул».

Но инстинкт ничего не желал говорить. Он нырнул куда-то в самые глубины подсознания и притаился там до поры до времени, прячась от моих упреков.

Я завела машину и поехала домой, размышляя по дороге об упорном труде, который посулили мне кости, пока не давшем результатов, и о своем инстинкте, который почти никогда не подводил меня и всегда выводил на правильную дорогу, а сейчас тащит в какую-то совсем непонятную сторону. Уводит все дальше и дальше от, казалось бы, таких очевидных мотивов в этом деле, которые в подавляющем большинстве расследований являются определяющими, а уж в случае с торговцем антиквариатом — и подавно. Какие здесь, к черту, операции?

Уже подъезжая к дому, я подумала: если уж говорить об упорном труде, то следует признать, что медицинское направление отработано мной не до конца. Действительно, ведь я выслушала только одну сторону. А чтобы иметь объективное представление о ситуации, нужно знать мнение всех участников.

Стараясь не сосредоточиваться на мысли, что снова делаю бесполезную работу, я попыталась наметить стратегию поиска этого загадочного донора. Как мне было сказано, ни Вера, ни ее мама, ни уж тем более малолетние члены семейства не знают ни имени этого человека, ни его адреса. Но, с другой стороны, я знала, что операция производилась в экспериментальном отделении областной клиники, был известен период, в который она производилась, и еще — кому пересаживалась почка. Зная все это, в принципе, вполне возможно было определить, у кого же эта самая почка была взята. Но для этого нужно было ехать в областную клинику и каким-то образом заставить ничем не обязанных мне людей поделиться, в общем-то, как я догадывалась, довольно закрытой информацией.

Раздумывая о том, какими способами можно решить этот весьма непростой вопрос, я поднималась в свою квартиру.

Попытка представиться какой-нибудь внучатой племянницей, которая разыскивает своего дядю и знает о нем только то, что семь лет назад он поделился с ближним своей почкой, — этот вариант здесь не проходил. Внучатая племянница должна, как минимум, знать имя дяди. А у нас и этого нет.

Ох, не миновать вам, Татьяна Александровна, конфликта с действующим законодательством! Похоже, на сей раз, чтобы получить нужную информацию, мне придется воспользоваться поддельными корочками.

В моей душе еще живы были воспоминания о тех временах, когда я, недавняя выпускница Тарасовской академии права, еще не мечтавшая о карьере частного детектива, в поте лица трудилась на ниве госучреждения. Именно с тех времен самой любимой из всех корочек, которые имелись в моем распоряжении, было удостоверение следователя прокуратуры. Конечно, настоящее удостоверение у меня забрали сразу же, как только я переключилась на частные расследования. Но и то удостоверение, которым я располагала, тоже было очень хорошим. От настоящего почти не отличалось.

Да, удостоверение следователя прокуратуры, думаю, вполне подойдет. К тому же, если я появлюсь в клинике как лицо официальное, то мне и придумывать ничего не придется, чтобы обосновать законность и необходимость своих расспросов. Скажу, как есть: расследуем, мол, убийство Шульцмана, и необходимо установить, от кого ему во время о но была пересажена почка. Да, пожалуй, так и сделаю.

Оказавшись дома, я первым делом полезла в потаенные закрома, где у меня были припасены на черный день разные полезные штучки, и извлекла оттуда красивое и почти совсем настоящее удостоверение на имя старшего следователя городской прокуратуры Ивановой Татьяны Александровны. Я спрятала его в сумочку.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация