Совершенно машинально я кивнул. Музыка слов завораживала.
— Это был художник… Атомный крест, Распятие, Битва Тетуана,
Глаз Времени, Мадонна Порт Льигате… Он был всем — и человек, и фанг.
— Дали, — прошептал я. Не люблю сюрреалистов. Ненавижу
Малевича. Но Дали — это особенное, это безумие, переросшее в разум.
— Я хотел быть гравером, — повторил фанг, — а стал солдатом.
Вы доказали нам — вы более правы. Ваша истина бессмертна. Я ответил на твои
вопросы, враг Сергей. Убивай меня. Я проиграл.
— Объясни, — сказал я, уже не понимая, что мой голос похож
на мольбу. — Я не понял тебя, фанг! Скажи, в чем беда! Я не хочу, чтобы мы
убивали друг друга!
— Не могу объяснить, — тихо сказал Нес. — Знание, ставшее
подарком, превращается в ложь. Твои потомки разучились понимать. Догадайся ты,
Сергей, пойми.
— Не получается, — ответил я. — Нес, я лишь человек…
Объясни.
— Догадайся, — Нес закрыл глаза. — Убивай меня, человек.
Если Отрешенные правы — иначе быть не может — ты победишь. И фанги выиграют.
— Уходи.
Нес замолчал.
— Бери катапульту и уходи. Пока я отпускаю. Давай, вали.
Фанг прошел к месту, где распалась его спасательная капсула.
Порылся среди белых пластин, все еще медленно тающих, как сухой лед в жаркий
день. Достал тонкий серебристый шнур, встряхнул… Шнур затвердел, свернулся в
обруч. Воздух в нем помутнел, словно затянутый матовым стеклом.
— Тебя выбросит в вакуум на полдороге, — напомнил я.
Нес стал натягивать комбинезон. Потом спросил:
— Почему ты нарушил свое слово — пытался меня убить? И
почему отпускаешь?
— Ты враг. Вы тоже не придерживаетесь клятв…
Я подобрал пистолет, меч. Глянул на одевающегося фанга и
продолжил:
— А отпускаю я тебя наперекор Отрешенным.
— Ненависть. Зло делает добро… — Фанг стоял, держа над
головой, на вытянутых руках, обруч. Вокруг его головы медленно возникало
туманное облачко — силовой шлем.
— Сергей, я понял, что в тебе изменилось. У тебя сняли
любовь.
— Что-что?
— Твоя психика изуродована. В ней лишь ненависть, этого не
было раньше. Я изучал твои психопрофили… Сейчас они ущербны. Не знаю, кто мог
это сделать, разве что Отрешенные. Но они не могут опуститься до прямого
вмешательства, существуя в нашем мире, они инертны… — Нес замолчал. Голос его
теперь доносился глухо и невнятно. — Принц, Отрешенные способны на действия в
межвременье. В гиперпространстве. Вспоминай.
Он разжал руки — обруч скользнул вниз, вдоль его тела — и
там, где стоял фанг, осталась лишь гаснущая тьма.
— Умник, — тихо сказал я. — Позёр. Чтоб тебя подобрали наши
патрули. Сняли любовь… в межвременье…
Я замолчал. Глядя на меркнущую тьму гиперперехода, я
вспомнил свой прыжок на Клэн. И сверкающее лезвие, на которое падал — жалкую
попытку разума увидеть непредставимое.
«Мы поможем тебе… уберем лишнее».
7
Дар друга
Дьявольская Звезда была сейчас неотличима от любой другой
звезды на небосводе Клэна. И тепла она давала не больше, чем звезда. Воздух
остывал стремительно, как чай из термоса зимой в горах…
Странно, «операция», проведенная надо мной Отрешенными,
имела забавный побочный эффект — улучшение памяти. Ко мне вернулось то, чего не
было уже много лет — смешные детские разборки на улицах ночной Алма-Аты,
угрюмая казарма в учебке, Кавказ, Молдова, бэтээры с торопливо намалеванными
надписями «Миротворческие силы СНГ»…
Я вспоминал двадцатый век. Сосредоточенно бредя по
каменистой, покрывающейся инеем равнине, я думал о молодости. Смешно — я всегда
считал себя молодым, вплоть до сегодняшнего дня. Теперь я понял, что постарел.
Молодость ушла вместе с любовью.
Отрешенные помогли мне стать взрослым — или состариться, что
в принципе одно и тоже. Человек имеет лишь два состояния — юность и старость.
Как у тех химических соединений, что переходят из твердой фазы в газообразную,
минуя стадию жидкости.
Порой лишь нелепое сравнение может быть верным.
Когда холод стал невыносим, я включил терморегуляцию
комбинезона. Неизвестно, надолго ли хватит батарей — и долго ли я здесь
пробуду. А использовать кольцо, чтобы вернуться на Тар, я не собирался.
Туннельный гиперпереход — это путешествие в безвременье. В
мире Отрешенных. Не хочу давать им еще одну возможность «помочь» мне. Лучше
умереть, чем позволить всемогущей нелюди копаться в сознании, переделывая мой
разум.
Мне нужен корабль, чтобы вернуться домой. Гиперзвездолет
уходит из реального мира в пятимерное пространство — но не пересекает грани
между временем и безвременьем. В нем я защищен от влияния Отрешенных. Но чем?
Может быть, их всемогуществом и всезнанием? Отрешенные не
проявляют активности в нашем мире, потому что это нелепо. Всё уже свершилось, и
вмешиваться в события — все равно что разыгрывать заново давно выигранную
шахматную партию. Но в их мире, в мире без времени и пространства — всё еще
неясно. События еще не произошли, игра продолжается. И трудно избавиться от искушения
сделать ход.
Наверное, это значит, что я еще могу победить?
Я чувствовал, что подгоняю неведомую логику неведомых
существ в рамки человеческих понятий и надежд. Рассуждаю наивно и ложно.
Но иначе у меня не останется сил для борьбы.
…На покрытые ледяной коркой, окаменевшие деревья я
наткнулся, когда путь стал неразличим. Да и куда я иду? Темнота и медленно
падающие снежные хлопья превращали путешествие сквозь ночь в подобие кошмарного
сна. Я даже не сразу понял, что удивительно ровные цилиндрические камни, через
которые я перешагиваю — упавшие стволы. Потом я сражался с замерзшей застежкой
кобуры, вытаскивая лазерный пистолет. Пальцы в раздувшихся перчатках едва
гнулись — комбинезон не приспособлен для холода в минус сорок по Цельсию.
Нарубленные лазерным лучом бревна я стащил в кучу. Потом, с
невольной иронией вспомнив, как разводил костер на Байкале, стал разогревать их
бластером. Из кострища валил пар. Минут через пять занялось пламя.
Усевшись, я снял перчатки, протянул руки к огню, отключил
терморежим комбинезона. Костер согреет меня… пока кислород вокруг не начнет
превращаться в жидкость. Интересно, произойдет ли это? Насколько я помнил,
воздух на Клэне замерзает не везде, а лишь в северных широтах.
Если бы знать, где я очутился — на экваторе или на полюсе…
