— Да. Ну и что? Я выбираю, что для меня важнее. Мое право. Я
ставлю цели и меняю приоритеты. Мне плевать на чужие законы — я создаю свои.
Кто ты?
Эйфория рассеялась. Но я по-прежнему оставался в бесплотной
легкости гиперперехода. Что-то он затянулся…
«Вмешательство. Воздействие извне», — голос сопровождающей
меня части корабля едва уловим. Наверное, я и слышал-то его лишь потому, что
секунды назад был с ним единым целым.
— Отрешенные, — сказал я. Почти спокойно. — Кто вы? Что вам
надо от нас… от меня?
— То, чего ты не хочешь. Мы поможем тебе… уберем лишнее.
Голос растаял, осталась лишь безграничная голубизна, в которую я падал. И серая
плоскость в этой голубизне — вращающаяся, поворачивающаяся ко мне ребром. Нет,
не плоскость — лента, полоса… клинок. Лезвие исполинского меча, на который я
падал, уже ощущая вес собственного тела, начиная верить в дикую реальность
происходящего. Лазурная пустота и серая нить нацеленного на меня лезвия. И даже
белые сполохи на нем, словно на заурядном атомарном мече… Я коснулся лезвия, и
мир вокруг исчез.
6
Дар врага
Шар-клетка превратился в легкие металлические трубки,
присыпавшие меня сверху, словно сломанные ветки. Кресло — в обмякшую подушку
неопределенного цвета. Выбравшись из-под обломков гиперкатапульты — металл
трубок при малейшем нажиме рассыпался мелкой колючей пылью — я осмотрелся.
Бледное, не то голубое, не то зеленоватое небо. Маленькая
ослепительно яркая белая звезда — местное солнце. Каменистая равнина, на
горизонте переходящая в горную цепь. Ни малейших следов человека.
Воздух был в меру прохладен, дышалось легко. Слабые, далекие
запахи не оставляли сомнений в существовании растительности. После Сомата я
легко ощущаю этот неуловимый, привычный запах жизни.
Тщетно порывшись в обломках — никакого аварийного комплекта
не оказалось — я спросил:
— Что-нибудь еще функционирует? Отвечай!
Отвечать было некому, точнее — нечему. Я пнул бесполезную
рухлядь катапульты. Тоже мне, Сеятели. Даже военный корабль не смогли
оборудовать как следует… Где же я, черт возьми?
Планета казалась вполне пригодной для жизни. Надо думать,
населена. Это просто мое невезение — высадиться в пустыне. И на Таре так было,
когда я несся на помощь принцессе.
Я проверил лазерный пистолет, атомарник, силовой и
медицинский контуры комбинезона. Всё исправно. Что ж, это главное.
Главное…
Что-то не так. Я чувствовал фальшь… не в окружающем, а
скорее в себе самом. Но со мной все в порядке…
Меня зовут Сергей. Я император планеты Тар. Сейчас двадцать
второй век. Мой корабль атаковали фанги, пришлось бежать. Мои подданные —
Эрнадо и Ланс — остались на корабле. Необходимо добраться до планеты Ар-На-Тьин
— и вступить в схватку с фангами. Я жив, невредим, готов бороться с врагами. Я
доволен судьбой.
Но что-то не так.
Присев на корточки, я уткнулся лицом в ладони. Пальцы были
холодные, негнущиеся. Словно у мертвеца. Чушь. Я жив и невредим… Все нормально.
Я повторял это словно заклинание. Но магия слов не действует
на говорящего.
— Все хорошо, — шептал я, убеждая себя. Но верить можно лишь
тому, кто не предавал.
А я предал.
Себя? Глупости, игра слов… Терри? Нет, я люблю ее. Своих
подданных, Эрнадо и Ланса? Но я ведь бежал с корабля, отводя от них опасность.
Я не предатель. Мне нечего волноваться.
Вот я и не волнуюсь.
— Слышите?! — закричал я. — Со мной все нормально!
Кому я кричу? Камням, обломкам гиперкатапульты, небу?
Воздух дрогнул, в глаза ударило сиреневое сияние. Небо
раскололось — сквозь аквамарин брызнула тьма. Потом она исчезла, оставив висеть
в сотне метров над головой приплюснутый силуэт боевого корабля фангов. Выход из
гиперпространства в такой близости от поверхности планеты — вещь опасная. Его
используют лишь для прорыва мимо станций планетарной обороны. Похоже, планета,
где я оказался, неплохо укреплена…
Я додумывал, уже прыгая в маленькую ложбинку. Это не
укрытие, конечно, но стоять на виду еще глупее. Проклятые фанги! Выследили
все-таки…
Корабль снижался — так стремительно, словно целью его
появления было разбиться о скалы. Или датчики уже заметили меня?
Вырвав из кобуры пистолет, я сдвинул регулятор. Словно
лазерный луч мог пробить броню боевого звездолета… И нажал на спуск — белая
игла впилась в падающий корабль.
Боевой корабль фангов полыхнул, как лист бумаги,
подставленный под паяльную лампу. Клочья обшивки падали вниз, чернея и
скручиваясь, как хлопья сажи.
Я уставился на пистолет, не понимая, что произошло. Да, им
можно запросто сжечь современный земной танк… то есть танк двадцатого века. Но
звездолет!
Внутренности корабля начали вываливаться. Вспыхивали синие
огни, сухо потрескивали электрические разряды. От поверхности корабль отделяло
не больше двадцати метров, когда я понял, что случилось.
Сверху, из чистого зеленовато-голубого неба, в гибнущий
корабль вонзались иглы оранжевого света — деструкторное излучение. Орбитальные
патрули засекли корабль — и уничтожили через несколько секунд. На какой же
планете я оказался?
Из горящих распадающихся механизмов фанговского корабля
выплыл туманно-мутный шар. Скользнув прочь от гибнущего звездолета, он мягко
опустился на каменистую равнину.
Корабля уже не было. Только темное облако пыли, струящееся
вниз. На рукаве комбинезона запульсировал тревожным красным светом индикатор
радиации — в разрушенном звездолете, конечно же, были источники ионизирующего
излучения.
Я бежал к месту посадки белого шара, чувствуя, как падает на
волосы мелкая пыль. Вытащил из воротника капюшон, натянул на голову — заработал
компрессор, обдувая лицо профильтрованным воздухом, сгоняя с кожи смертоносный
пепел.
Туманный шар таял, обнажая темный силуэт в центре. Белесые
клочья обшивки с шелестом исчезали, превращаясь не то в газ, не то в энергию —
воздух ощутимо потеплел.
— Вставай, фанг, — зло сказал я. — Отвоевался.
Темная тень шевельнулась, разламывая остатки туманной
скорлупы. И я услышал голос фанга:
— Меня зовут Нес, землянин.
* * *
Фанг был красив. Это приходило в голову в первую очередь. Я
следил за ним с невольным брезгливым любопытством — мне не доводилось видеть
наяву нелюдей. Пэлийцы и жители Клэна — это все-таки люди.
Фанг был красив. Короткая густая шерстка походила на плюш, создавая
впечатление мягкости, беззащитности. Глаза — не столько выпуклые, сколько
большие. Темно-желтые, цвета гречишного меда глаза на светло-коричневом,
янтарном лице… Я замотал головой, отгоняя причудливые ассоциации, и навел в
грудь фанга ствол пистолета.
