Он ждал, что она снова бросится спорить, но этого не произошло. Она лишь опустила голову – видно, слишком устала. И, не добавив больше ни слова, исчезла в ночи.
11
Буря из тех, что случаются раз в сто лет, зародилась над водами очень далеко от Города. Моряки на чужеземных галерах с содроганием поглядывали на небо, капитаны спешно направляли суда к берегу, в гавань. Ветер стремительно крепчал; скоро небеса заполнились клубящимися тучами цвета осьминожьих чернил. Воздух приобрел резкий металлический привкус, за горизонтом глухо рокотал гром. Ветер делался все сильней и начал уже завывать. К тому времени, когда засверкали первые молнии, большинство кораблей стояли под защитой портовых стен, крепко пришвартованные, с надежно задраенными люками: порывы бури лишь свистели в снастях и трепали неплотно свернутые паруса. Суда, еще не успевшие укрыться, были подхвачены свирепым штормом – жалкие щепки в объятиях неистовой стихии.
Буря постепенно двигалась на восток, медленно, но неотвратимо смещаясь над морем в сторону Города. Первыми ее приближение предсказывали чайки. Они уносились от непогоды, еще неуловимой для человеческих чувств. Громадные белые птицы мчались над городскими набережными; старые морские волки задирали голову, слушая их жутковатые крики, и отчетливо понимали: оттуда, с моря, грядет нечто чудовищное. Хотя горизонт оставался по-прежнему чист и солнце ласково светило с безмятежного неба.
Птицы улетали на восток. Далеко на суше людям, замечавшим их перелет, делалось не по себе. Морские птицы редко появлялись в тех краях. Жители начали поспешно взывать к богам, особенно к божествам солнца, дождя, восточного ветра и, конечно же, к жестокому богу северного ветра, известному как Цернунн.
Белые птицы косяками мчались над высокими башнями Алого дворца, обители императора. Они пролетали над черепичными и сланцевыми крышами богатых домов и лачугами бедняков, крытыми смоленой бумагой. Птицам не было до людей ни малейшего дела. Когда они миновали громадные стены, обрамлявшие Город с востока, в их гладких оперенных головках бились мысли только о том, как бы поскорее достичь безопасного места.
Равнина Салаба, где шли затяжные бои, находилась более чем в сотне лиг от побережья. Оказавшись там, чайки оставили стремительный полет и закружились: потребность в безопасности уступила необходимости покормиться. Под ними широкой неторопливой лентой вилась река Керчеваль. Она пересекала обширную равнину, известную некогда хлебными нивами и конскими пастбищами. Теперь западная часть равнины была расчерчена укреплениями, на расстоянии шести лиг одни от других. Чайки, впрочем, не видели между воюющими сторонами никакой разницы.
Если бы птицы прибыли сюда годом раньше, им предстало бы точно такое же зрелище, разве что армии тогда располагались на шесть лиг севернее. А случись внезапный перелет годом позже, птицы увидели бы безлюдную равнину. Первую травку, пробившуюся на пропитанной кровью земле, и диких зверей, вернувшихся туда, откуда убралось свирепое воинство…
Индаро лежала на спине, подложив под голову свернутый алый камзол, и грелась на солнышке, глядя в небо. Появление чаек пробудило приятные воспоминания. Она как-никак прожила на морском берегу бо́льшую часть жизни. И знала, как в преддверии шторма разлетаются птицы. Ненастье, конечно, означало мокрую одежду и ночлег в сырости, но все лучше, чем четверо суток бездействия на безжалостном солнцепеке. Индаро так страдала от скуки и жары, что обрадовалась бы сколь угодно проливному дождю.
– Буря идет, – сказал кто-то сзади.
Дун насмешливо фыркнула и подчеркнуто внимательно уставилась в синее небо.
– Но ведь ни облачка! – заспорил было светловолосый Гаррет, неизменно торчавший где-нибудь поблизости от Индаро.
Теперь, когда с ними больше не было Броглана, Индаро вроде как унаследовала этого самого Гаррета. Вот счастье-то привалило!
– Чайки на сушу летят, – взялся объяснять первый из говоривших. – Если уж сюда добрались, жди, что будет трендец!
Индаро узнала его по голосу: это был седой, как скала, северянин по имени Малачи.
– Что такое трендец? – спросил Гаррет.
Индаро и сама хотела бы это знать, но спрашивать нипочем бы не стала. Поведение Гаррета, не боявшегося выставить на посмешище собственное невежество, приводило ее в восторг и одновременно внушало презрение.
– В наших северных лесах, – пояснил Малачи, – встречаются гигантские деревья, которые временами еще и падают, куда им заблагорассудится. Грохот при этом такой, что земля подпрыгивает. А когда такое дерево валится тебе на голову, вот это трендец и есть.
Дун такое объяснение, кажется, удовлетворило. Поспешно поднявшись, она стала убирать вещи Индаро в холщовые сумки и прятать от непогоды оружие и доспехи. Не важно, верно ли было предсказание Малачи: девушка обрадовалась хоть какому-то делу. Уже четыре бесконечных дня они сидели как пришитые на одном месте. Неприятельское войско тоже замерло без движения. Синяков не было видно, но и так все понятно. Двадцать тысяч солдат не могут облачиться в латы и приготовить оружие абсолютно беззвучно. Очень хорошо слышно даже за шесть лиг – по земле точно волны катятся.
– Чего доброго, во время бури и нападут, – заметил Гаррет.
Он и говорил обычно только о том, когда нападет противник или когда их самих в атаку пошлют. Этак размышлял вслух – и, что забавно, почти всегда ошибался.
– Гаррет, ты правда так думаешь? – натирая защитным жиром шлем Индаро, коварно осведомилась Дун.
– Я бы, к примеру, напал, – ответил он уверенно. – Взял бы врасплох.
– Ну, значит, благодаря тебе теперь не возьмут, и на том спасибо, – раздался новый голос, низкий, гулкий и полный веселья.
Индаро запрокинула голову, стараясь увидеть вновь пришедшего. Коротко стриженный седовласый Малачи сидел на корточках у костра. Костер, судя по всему, совсем не давал тепла, производя лишь тонкую струйку дыма. Рядом с Малачи обнаружился еще один северянин: крупный, широкогрудый, с ярко-рыжими волосами и бородой, заплетенной в несколько косичек. Он заметил взгляд Индаро и подмигнул ей.
– Вы тут, вообще-то, что делаете? – спросила она сразу обоих, садясь на земле и оборачиваясь.
Хоть кто-то новый появился, поговорить можно!
Малачи откашлялся и сплюнул в хилое пламя.
– Наш отряд конники покрошили в последней атаке, – пояснил он. – Начальников в том числе. Всего двадцать душ нас и осталось. Вот и рассовали по другим отрядам.
– Тогда добро пожаловать к Диким Котам, – дружески проговорила она. – Я – Индаро, а это – Дун.
– Вижу, служаночка твоя, – глядя, как снует туда-сюда Дун, заметил рыжий.
Индаро кивнула. Она не собиралась ему объяснять, что Дун была не столько служанкой, сколько подругой. Они знали друг дружку с детства, выросли вместе. Индаро с готовностью положила бы жизнь ради Дун, как и та ради нее. Ну и конечно, к сальным шуточкам насчет двух «близких подружек» обе привыкли давным-давно. Им эти намеки были как с гуся вода.
