Имам определил Мину в дневное время в наряд на кухню ВИП-уровня в качестве подсобного работника, а два дня назад дал ей неожиданное поручение: отравить пищу, которую собирались подать к столу на поминки по жертвам стрельбы в казино. Вид отравляющего вещества Мина была вольна определить сама, ведь у неё был большой опыт в подобных вещах. Главным условием было то, что факт отравления не должен быть выявлен обычными средствами, которые имеются у медслужбы Цессарского.
По возможности следовало ликвидировать Элькина и Бурова, но такой возможности не представилось. Контрразведчик не был глуп, его люди постоянно дежурили на кухне, и кроме того, среди персонала у него наверняка имелись осведомители. Поэтому пришлось действовать грубо – травить всех, но не слишком сильно. Официальной причиной отравления должно было стать употребление пищевых продуктов, накопивших ботулинический токсин по причине нарушения режима хранения в результате нештатного отключения холодильной установки. Конечно, отключение холодильника, возможно, и имело место в действительности, но вряд ли кто-то сможет рассчитать, сколько токсина ботулизма уже было в пище на момент её употребления, а сколько туда было искусственно добавлено. Тем более что каждый съест разное количество еды. Мина допускала возможность летальных исходов, но надеялась, что ненужных смертей всё-таки удастся избежать.
«Действие яда должно было начаться часа четыре назад. Странно, что всё так тихо», – начала волноваться Мина.
Патрульные вошли в отсек с автоматами наперевес, готовые к любой провокации. Отдыхающие русские солдаты ругались на патрульных самыми последними словами, особенно когда те освещали фонарями лица и проверяли пульс, а у некоторых и температуру. Мина обратила внимание на то, что офицеры и солдаты, которые были часто задействованы в мероприятиях на поверхности, спали как убитые, а те, кто сидел в бункере, дергались от света фонаря, просыпались, начинали пихаться и ругаться матом.
– Да что ты лупишь в глаза, твою мать! – Вояка ударил Мину по руке. Не обратив на это внимания, она расстегнула карман и извлекла из него три маленькие консервные банки.
– Ух ты! – изумился спецназовец. – Красная икра! Ну, Скворец, ну ты и молодец, ох какой же ты, мать, молодец! – знакомый капитан Зарецкий убрал банки под подушку.
«Покушай, – подумала Мина, – пригодишься. Вы, русские, со своим Смирновым жрёте одни консервы да сухпайки. Наши-то давно едят нормальную пищу из запасов обитателей ВИП-уровня».
Имам всегда заботился о своих учениках. Очевидно, что больные и слабые солдаты неэффективны, но логику русских командиров понять, хоть убей, невозможно. Один раз Смирнов нашёл у своего зама, подполковника Ивлева, еду с виповской кухни и разорался так, что было слышно чуть ли не на всем уровне. Побежал докладывать Соболеву, а, не найдя его, сдуру ляпнул об инциденте жирному контрразведчику. После это неделю ничего стащить с элитной кухни не удавалось никому. Да и тот же Ивлев ходил к ним в отсек попрошайничать. В общем, с организацией снабжения у русских дерьмово. А всё из-за одного идиота Смирнова, которого никто менять, видимо, не собирался.
«Русские вообще-то великий народ, только вот всякие смирновы постоянно подводят», – сделала умозаключение Мина.
Этот Смирнов ещё и бункере постоянно сидит, брюзжит, пытается командовать. Один раз он уже схлопотал от Матушки по шеям, тогда тоже попытался доложить руководству. Получил люлей от Соболева и вроде как заткнулся, но его гнусное растлевающее влияние продолжало чувствоваться повсеместно.
– А что это ваши ребята крутятся вокруг оружейной комнаты? – спросил вдруг Зарецкий.
– Кто тебе сказал? – насторожилась Мина.
– А нас сегодня полковник инструктировал, распорядился, чтобы при любых попытках проникновения открывали огонь без предупреждения.
Солдаты на койках тихо засмеялись.
– Что ещё ваш командир рассказаль? – Мина не очень хорошо говорила по-русски, поэтому старалась не употреблять жаргон, дабы не попасть впросак.
– Да забей ты на него с прибором, забей, – успокоил Зарецкий.
– Когда наверх пойдёшь? – поинтересовалась Мина.
– Не знаю, тут наш голубок-полковник забегал с каким-то секретным спецзаданием. Опять людей положим зазря.
– А что Соболев? В смысле, он не может помочь?
– Да и не будет, его самого нагрузили наши толстые ублюдки Буров и Элькин. Он сам пойдёт.
– Элькин – еврей?
– Таки да, сестрёнка.
– Ладно, пойду, – Мина боялась отстать от своих. Она заметила, что патруль уже покидает помещение, и выбежала из жилого отсека русских.
Затем патрульные проследовали к оружейной комнате. Вход в неё закрывался массивной бронированной дверью. По-видимому, это помещение было оборудовано задолго до Заражения. В выступе стены виднелись бойницы для караульных. Там находились люди Смирнова, на этот пост он ставил только самых преданных.
– Скворец! – вызвал Джексон караульного.
– Молодец! – ответили ему.
Он подошёл и постучал кулаком в дверь.
«Вряд ли они услышат там, внутри», – размышляла Мина. Но прикладом автомата Джексон воспользоваться не захотел, видимо, опасался неадеквата со стороны караульных.
– Чё ломимся, Скворец! У нас указание начальства никого не пускать в оружейную комнату! – крикнули по рации так, что услышала даже Мина.
Джексон развернулся к патрульным, те, прижимаясь к стенам, занимали позиции вне секторов обстрела караульных. Сделать это было сложно, так как бойницы располагались в углах коридоров с обеих сторон, так что прятаться было попросту негде. Кроме того, тех, кто избежит прямых попаданий, обязательно заденет рикошетом.
«Гранатой тут тоже не возьмёшь», – пожалела про себя Мина.
Бойницы раскрылись, оттуда высунулись стволы автоматов Калашникова.
– Давай, Скворец, проваливай отсюда! Бегом!
Джексон с демонстративной медлительностью развернулся к шлюзовому отсеку научных помещений сектора УЛЬТРА.
Процедура прохождения обеззараживания в шлюзе была не самой приятной. Дышать при такой высокой температуре становилось невыносимо тяжело. Три минуты, казалось, длились вечность.
Наконец дверь в соседнюю комнату открылась, и патруль выбежал из шлюзовой камеры. Помещение, примыкавшее к шлюзовой камере, было отделено от основных помещений научного блока. Патруль проследовал через отсек гидропоники. Далее прошли виварий, медицинскую лабораторию. Все помещения были пусты. В темноте горели разноцветные светодиоды, шумели кулеры компьютеров.
«Видимо, у учёных пересменка, – подумала Мина. – Тихо, как в могиле».
В производственных помещениях тихо работали компрессоры холодильных камер, в которых хранились реагенты, использовавшиеся учёными. Из производственного отсека повернули направо и подошли ещё к одной шлюзовой камере. В этот отсек Мина никогда не заходила. Старший патруля вызвал кого-то по рации:
