Он мог бы уползти оттуда. Они бы его не нашли.
А может быть, и нашли бы. Он пеший, а у них кони, они послали бы за подкреплением, за собаками. Они поймут, что в хлеву кто-то был, как только откроют дверь. Он слишком далеко от реки и от границы, чтобы просто добежать туда, и там тоже должны быть стражники, конечно, а их предупредит всадник, который его опередит. Ему нужен конь.
И еще, если честно, ему совсем не хотелось убегать от четырех всадников сяолюй.
Это была его первая встреча с ними. Возможно, и его последняя встреча, но сегодня ночью, в буквальном смысле, он переживал начало того, к чему когда-то готовил себя в бамбуковой роще возле Шэнду. Или когда вошел в другой лес возле своей деревни, оставив позади убитых людей, чтобы стать разбойником и изучить способы убийства.
Двое из всадников спешились и, держа факелы, подходили к хлеву. Двое, как и следовало ожидать, остались в седлах недалеко от них, они держали в руках луки, прикрывая двух первых. Поступки людей в бою можно предугадать. Иногда они поступали умно, чаще просто… как обычно.
Дайянь остался на земле, подполз ближе. Он поднялся бесшумно, как призрак, за спиной у ближнего к нему всадника. Этот человек стоял в темноте, факелы держали те, что спешились. Конь был хорошо обучен, может быть, даже лучше, чем всадник, который служил среди ферм покорных катайских подданных.
Этот человек умер беззвучно: бросок вперед, прыжок, нож перерезал горло. Конь, как и предвидел Дайянь, лишь слегка переступил ногами, не издав ни звука, когда умер его хозяин. Дайянь соскользнул вниз, обхватив руками солдата, и бесшумно опустил его на выжженную летнюю траву.
Двое пеших сяолюй подошли к дверям. Они старались разобраться, как им держать факелы и мечи и одновременно открыть хлев. В конце концов они воткнули факелы в землю и вместе отодвинули засов на двери. Они старались сделать это тихо, но металл заскрежетал и залязгал. К тому времени, как они отодвинули засов, второй всадник тоже умер, и тоже не издал ни звука.
Дайянь взял лук и колчан всадника и вскочил на его коня. Он давно решил научиться стрелять из степных луков, изучить их. Они были меньше – так удобнее стрелять из седла – и стрелы тоже были меньше. Можно приспособиться. Это всего лишь вопрос практики, как и в большинстве случаев. Он убил первого из пеших солдат у двери в хлев – это было легко, там горели факелы.
Второй солдат обернулся. Дайянь увидел на его лице потрясение и ужас. Юное лицо. Ему он попал в глаз. Стрела в лицо служила чем-то вроде послания.
«Интересно, – подумал он, – видел ли кто-нибудь все это?» Фермер, возможно, слышал, как подъехали всадники. Он решил, что это неважно: он не собирался убивать фермера. Он взял с собой вторую лошадь, использовал длинный повод, который сяолюй всегда имели при себе, чтобы вести за собой запасного коня. Теперь он поскачет быстро, два коня – это лучше. Он объехал вокруг хлева и взял свой мешок возле оторванной доски. Снова выехал вперед, быстро, но не торопливо, – это не одно и то же – и взял второй колчан. Погасил факелы. И поехал на юг. «Приятно снова держать в руках лук», – подумал он.
И хорошо, что он здесь начал действовать. Ему казалось, что именно это здесь и произошло.
Все это отняло несколько минут. Он выдернул щепку из руки. Прихлопнул насекомое. Поехал к реке под луной, которую любило столько поэтов.
Цзыцзи не должен был находиться здесь, на расстоянии целого дня пути от Шуцюяня вверх по течению реки. Он также знал, что принял правильное решение, что бы там ни сказал Дайянь. Выслеживающие контрабандистов патрули проявляли большее усердие летом, потому что контрабандисты становились активнее. Он не мог действовать на северном берегу, но ранг позволял ему расставить патрульных на их стороне, на этом участке – в самом подходящем месте, как объяснил он им, где можно переплыть реку.
Здесь можно переправляться почти по прямой линии север-юг. Река на этом участке течет лениво, летом она мелкая, вода насыщена лёссом, который дал ей цвет и название. Берега крутые на востоке и на западе отсюда, но более пологие здесь, где река расширяется и замедляет течение. Дальше к востоку существовала постоянная угроза несущих ил наводнений, сколько бы дамб и плотин ни строили катайцы по обоим берегам (в те дни, когда они контролировали оба берега) на протяжении столетий.
Хороший пловец мог бы переправиться здесь, хотя говорили, что в мутной воде водятся твари, которые могут тебя убить. Кони могли переплыть вместе с всадниками – и переплывали во время войн. Но маленькие, движущиеся при помощи шестов лодки или плоты, обтянутые шкурами буйволов, которые тащили лошади (или верблюды на западе, как он слышал), были лучшим средством переправы.
Здесь границей служила река. А восточнее и западнее – нет. На востоке, ближе к Еньлину и к столице, она уходила на юг, почти до Ханьцзиня, оба ее берега принадлежали Катаю, а граница проходила на полпути к Стене. На западе, где начиналась река, о ее русле шли споры с кыслыками.
«Только это еще одна ложь», – думал Цзыцзи. Оно потеряно. Снова отдано по договору кыслыкам вместе с доступом к далеким землям, который когда-то обеспечивал Шелковый путь. «Интересно, – думал он, – как сейчас выглядит крепость Нефритовые ворота? Когда-то через них стекались сокровища со всего мира».
Пустые мысли в летнюю ночь. Вторая его ночь здесь. Предлог было придумать просто: он тренирует людей и следит за контрабандистами – надежное объяснение. Обманом было то, что их командир Жэнь Дайянь якобы находится вместе с ними, руководит ими. А в действительности он был причиной того, что Цзыцзи здесь, ждет и беспокоится при лунном свете. Дайянь пока не опоздал, но если он не появится сегодня ночью, он опоздает.
У них хороший отряд, хоть и недоукомплектованный – в нем нет пяти тысяч. Большая часть их солдат размещена в двух казармах: одна расположена возле разрушенных стен Синаня, вторая – на полпути к Шуцюяню. С собой на север они привели отборных людей, он им доверял. Дайянь умел разбираться в людях и располагать их к себе, и Цзыцзи знал, что он тоже это умеет. Нет смысла, как когда-то сказал один из его собственных офицеров, не знать, что у тебя получается хорошо, если почти все остальное ты делаешь из рук вон плохо. Тот человек хотел обидеть, посмеяться, но Цзыцзи услышал это иначе. Он сделал это своим правилом в отношении подчиненных и на болотах, и на службе у судьи, и здесь.
Он смотрел на мелководье у речного берега, проехал на своей маленькой лошадке дальше на восток, потом повернул обратно. Конь был не молодой и не особенно хороший. У них всегда не хватало хороших коней. Еще одна их потеря, когда они потеряли власть над степями. Когда-то эта часть реки каждую весну становилась местом огромной ярмарки, где торговали конями в те времена, когда жители степей – их осторожно пропускали сквозь Стену – платили им дань.
Теперь они покупали коней в ограниченном количестве, разрешенном сяолюй, или у остатков государства Тагура на западе. У Катая никогда не было хороших пастбищ, а теперь их почти совсем не осталось.
