И даже еще хуже – узнать, кого теперь призовут обратно, несмотря ни на что, чтобы он занял должность, на которую готовили Сеня (и которую он ждал) все эти годы.
Он очень устал (он почти все время сейчас чувствует усталость), но постарался ясно все объяснить, так как знал, что причинил горе, и даже вызвал чувство стыда. Он не был человеком, умеющим любить, не совсем понимал любовь, но старший сын был его утешением, его руками, даже его глазами в последнее время, и он вовсе не хотел причинять ему боль. Кроме того, самые правильные амбиции мужчины всегда связаны с семьей, а у его сына есть дети, род Хана продолжается.
Прямое наследование должности, которое они оба предусматривали (хоть и никогда об этом не говорили), стало невозможным после совещания во дворце сегодня днем: они все ушли из сада после того, как убийца появился возле южных ворот.
Наверняка Сеню это понятно. Его отец твердо возражал против союза с этими новыми варварами, алтаями. Если, тем не менее, император предпочел рассмотреть подобный союз, а Хан Дэцзинь воспользовался этим решением в качестве предлога для окончательного ухода, как мог сын первого министра, продолжение его руки, занять этот высочайший пост?
Кроме того, сказал Дэцзинь (второй раз) ночью за чаем, его мнение о союзе с алтаями было искренним, а не результатом дворцовой интриги.
Первые сообщения о восстании в степи навели некоторых на мысль, что это северо-восточное племя может стать инструментом для вытеснения сяолюй из Четырнадцати префектур. Те же сообщения подсказывали старому первому министру совсем другое.
Мир на границе, несмотря на набеги и вторжения, продержался двести лет. Это очень долго. «Очень долго», – без нужды повторил Дэцзинь. Его сын это понимал.
Сяолюй были известным фактором, понятным и предсказуемым. Их желания можно удовлетворить: они хотели торговли и порядка, строили свою собственную империю в степных землях. Конфликт с Катаем повредил бы им по крайней мере так же сильно, как и их «старшему брату». А катайские деньги (дары или дань) финансировали их бюрократию, строительство городов и всадников, чтобы держать в узде другие племена.
Торговля – вот что сохраняло целостность обеих империй. Это – и отсутствие войны. Это было ключевым моментом политики Хань Дэцзиня. Сам первый министр – хоть он бы никогда не высказал это вслух – был полностью согласен смириться с потерей Четырнадцати префектур.
Пусть они служат предметом песен, пьяных жалоб и похвальбы. Его целью был мир наряду с централизацией власти. Если его семья за это время сказочно разбогатела, это тоже хорошо, разумеется.
Ту печальную, неудачную войну против кыслыков затеяли другие, сыграв на желании императора почтить память своего отца. Первый министр говорил об этом снова и снова, когда кампания с позором (и с потерями) провалилась, свелась к договору, который оставил границу почти точно на том же месте, где она была до того, как столько людей погибло и так много денег было выброшено на ветер.
Кай Чжэня отправили в ссылку за эту войну, наряду с другими промахами. Конечно, именно поэтому его сыну так трудно примириться с тем, что того же Кай Чжэня пригласили обратно на должность первого министра.
Она должна была перейти к Сеню, и когда Чжэня отправили в ссылку, дорога казалась ему очень прямой. Разумеется, в Катае было известно, что дороги должны иметь изгибы и повороты, их нужно строить зигзагами, чтобы помешать злым духам пробраться по ним.
Первый министр снова сделал глоток из чашки с чаем. Он знал, что чай хороший, правильно заваренный, но он уже не ощущал вкуса еды. Еще одна потеря с годами. Вкус хорошего вина тоже был для него потерян, остался лишь в памяти – воспоминание о вкусе. Можно ли ощутить настоящий вкус в конце жизни, вообще что-то ощутить, или остаются лишь воспоминания о других временах, иногда очень давних?
Лу Чэнь, поэт, который всю жизнь был его врагом, должен иметь свое мнение по этому вопросу. Неожиданная мысль. Сейчас Чэнь находился в ссылке недалеко, за Великой рекой. Его брата вызвали, чтобы отправить послом к этим самым алтаям. Эта идея тоже принадлежала кому-то другому, но Дэцзинь одобрил: Лу Чао – человек суровый, аккуратный, не меняет свое мнение ради того, чтобы добиться расположения. Если он не одобрит этот союз, он так и скажет.
Соперничество, вражда, жестокие войны фракций? Ну, они уже старые люди. Может ли это что-то значить? Возможно, они с поэтом могли бы обмениваться письмами, стихами. Обсуждать поспешность и бремя их времени. Теперь, когда войны при дворе остались в далеком прошлом, это возможно.
Он увидел очертания фигуры на фоне фонаря. Сень вошел, чтобы долить чаю в его чашку из чайника на жаровне. Снаружи дул ветер. Осень. Они велели затопить два очага.
Дэцзинь сказал:
– Когда эта новая кампания провалится, если она вообще начнется, когда император увидит, что мы были правы, Кай Чжэнь снова уйдет. Тогда настанет твое время.
– Да, отец, – ответил его сын сдержанно; это было больно слышать. Он часто гадал, не воспитал ли своего мальчика слишком почтительным. Первому министру нужна управляемая страсть, холодность, даже гнев, чтобы справиться с окружающими его людьми, которые этими свойствами обладают. Вокруг Трона Дракона шли войны. Он помнил свои войны с Си Вэньгао, с братьями Лу. Жизни и семьи рушились в течение десяти лет до того, как он победил.
Был ли его сын достаточно агрессивным, достаточно сильным, чтобы сражаться в то время и выйти победителем? Он не знал.
Он знал, что Кай Чжэнь обладает этими качествами. Этот человек питал странную слабость к своему давнему союзнику, евнуху У Туну, и был беззащитен перед женщинами определенного типа, но при дворе он бывал безжалостным.
Чжэнь заключит этот союз с алтаями. Он сделает это, потому что император, по-видимому, опять решил, что его долг перед отцом – вернуть потерянные префектуры, и что восстание на севере станет путем к этой цели.
Это означает – нарушить договор с сяолюй, послать армию против более опасного врага, чем кыслыки (а они так и не победили кыслыков). Это означает координировать свои атаки с варварами, о которых они ничего не знают, и надеяться, что предки, судьба и воля небес сойдутся и дадут нужный результат.
Хан Дэцзинь не думал, что так произойдет. Он видел опасность. Фактически, хоть он не говорил этого даже своему сыну, он боялся катастрофы. Поэтому Сень не просто не мог стать его преемником на этом посту, когда он сам был против этого плана, – он не хотел, чтобы Сень нес ответственность за то, что может произойти.
Он сам очень скоро уйдет к предкам, перейдет в потусторонний мир, но долг перед семьей не заканчивается вместе с жизнью человека. Так учил Мастер Чо.
Вот почему он принял меры, действуя через недавно назначенного, довольно умного главного судью в Ханьцзине, чтобы на Кай Чжэня оказали давление еще до того, как он получил приказ вернуться. Возможно и даже необходимо предвосхищать события. Именно так ты их формируешь.
