– Ты это знаешь или просто так говоришь?
Он улыбнулся. Эту улыбку она знает всю жизнь. Но у него усталый вид.
– По-моему, я где-то читал об этом, – ответил он.
«Северяне». Отец не назвал их варварами. Он перестал их так называть в какой-то момент в этом году. Она не совсем понимает, почему.
Сегодня утром, в ветреный осенний день, она вышла из дома на поиски мужа. Вай был во дворе, среди плит и бронзовых изделий, которые привозил со всего Катая. Годы любви и труда. Он тепло одет. А она нет.
– Почему мы остаемся? – требовательно спрашивает она.
Вай тоже пьет чай из тонкой темно-синей фарфоровой чашки. На его руках перчатки. Он отвечает ей, такого ответа она не ожидала.
Кажется, он заново осознал почет и значение принадлежности к клану императора. Так он заявляет. Он вежлив (он всегда вежлив). Его отец, как сообщает он ей, высказал мнение, что в такие времена, как эти, следует вернуться к ритуалам и традициям, доверять императору, который правит по повелению богов, доверять его советникам.
– Доверять Кай Чжэню? – восклицает Шань, почти забыв о вежливости. Она не может сдержаться. – Который намеревался сослать моего отца на Линчжоу? Жена которого пыталась организовать мое убийство?
– Личные ссоры, несомненно, следует отложить в сторону в такое время, – тихо отвечает ее муж. И делает глоток чая. – Всему Катаю грозит опасность, Шань. Но мой отец считает, что мы сумеем предложить достаточно большой выкуп, который удовлетворит варваров. После этого, после того, как они его увезут, мы сможем заняться вопросами ответственности при дворе. Так он говорит.
Она все еще сердита.
– А как же Еньлин? Девочка, Личжэнь? Управляющий?
Он смотрит ей в глаза.
– Управляющего зовут Коу Яо.
Шань кивает.
– Да. Так как же Коу Яо? Они тоже ждут того, что случится?
Он машет рукой, стараясь сделать этот жест небрежным.
– Я решил отправить их на юг, в поместье моей матери. Это было разумно.
Это было разумно. Она в упор смотрит на него. К ней приходит понимание, озарение.
– Знаешь, что я думаю? – спрашивает она.
Ци Ваю удается слегка улыбнуться.
– Ты мне скажешь, надеюсь.
– Я думаю, тебе не хочется оставлять коллекцию. Поэтому ты остаешься. Поэтому мы остаемся. Ты не хочешь ее потерять. Если для них разумно было уехать, то и для нас тоже!
Он бросил быстрый взгляд на свое самое новое сокровище, на воина из гробницы возле Шуцюяня. Он такой древний, он – история Катая, одно из ее свидетельств.
Вай опять пожимает плечами, стараясь казаться спокойным.
– Я бы наверняка не доверил никому другому заботу о ней, – говорит он.
Гнев Шань внезапно уступает место печали. Странно, как быстро может испариться ярость. Захлестнуть тебя, а потом исчезнуть. Дует ветер, над головой быстро летят облака, шумят деревья. Гуси летят на юг, она видит их каждый день.
Она тихо произносит:
– Вай, ты же понимаешь, что даже если твой отец прав, если речь пойдет о выплате варварам какой-то огромной дани, они заберут твою коллекцию. Всю коллекцию.
Он несколько раз моргает. И отводит взгляд. Он выглядит совсем юным. Она понимает, что его ночи полны таких картин, мучительные ночи.
– Я им не позволю, – отвечает ее муж.
В тот же день, ближе к заходу солнца, Линь Шань, дочь Линь Ко, жену Ци Вая, вызывают во дворец. Она не была там с лета.
Император находится не в саду. Холодно, дует сильный вечерний ветер. Шань переоделась в свое лучшее сине-зеленое платье, снова надела серьги матери. Платье облегает фигуру, оно закрытое до самой шеи, вполне скромное. Сверху она надевает отделанную мехом накидку. Те, кого за ней прислали, говорят, что она должна немедленно отправиться с ними во дворец, но они так всегда говорят. Она не стала торопиться, переоделась и убрала волосы. Заколола их шпильками, разумеется (она ведь замужняя женщина), но совсем не по придворной моде.
Она не из тех женщин, которые должны выглядеть красивыми, когда их вызывают.
Стражники ведут ее по длинному коридору, соединяющему поселок с дворцом. Дует резкий ветер, когда они пересекают один внутренний двор, а потом второй. Она прячет кисти рук в рукавах. Ее бьет дрожь. Она думает о песнях. Он захочет послушать песню. Поэтому он ее и вызвал.
Она понятия не имеет о том, в каком император сейчас настроении, о чем он думает. Знакомы ли Сыну Неба те же страхи, что и обычным людям? Тем людям, чьи крики она слышит у стен поселка, и которые, как ей известно, сейчас бегут из города в этих холодных сумерках?
Вэньцзун ждет ее в комнате, которую она раньше не видела. Она такая красивая, что дух захватывает. Тонкая, не подавляющая красота. Великолепные резные кресла и столы из сандалового дерева, широкий диван из розового дерева и зеленые с золотом шелковые подушки, в воздухе витает аромат розового дерева.
В красно-белых фарфоровых вазах на столах стоят цветы (свежие цветы даже холодной осенью). Столы сделаны из слоновой кости и алебастра, бело-зеленого. Дракон из нефрита. Горят лампы и три очага для тепла и дополнительного освещения. На полках – книги и свитки, рядом письменный столик с принадлежностями для письма. Писчая бумага, видит Шань, из самого светлого, кремового шелка. В комнате шесть слуг и шесть стражников. Еда лежит на длинном столе у одной стены. Есть чай, греется вино. «Это, возможно, самая красивая комната в мире», – думает Шань. Ей очень грустно.
Эта комната меньше официального зала приемов, ею, очевидно, Вэньцзун пользуется для своих тихих удовольствий. Его картины украшают стены. Иволги, бамбук в листьях, цветущий персик, цветы изображены так тонко, что, кажется, они дрожат под залетевшим в комнату ветерком. На шелке каждой картины написаны стихи, каллиграфией самого Вэньцзуна. Император Катая – мастер создавать такие вещи.
Его город, его империя подвергаются нападению жестоких завоевателей на конях, с луками и мечами, злых и голодных, чующих слабость. Людей, для которых эта комната, ее история, ее важность не значат ничего, или почти ничего.
Какое значение могут иметь для них превосходно нарисованные весенние цветы персика? Или старая поэма Чань Ду рядом с этой картиной, написанная таким элегантным почерком, что слова словно выточены из золота или нефрита?
«Что будет потеряно, если будет потеряно это?» – спрашивает себя Шань. Она чувствует, что заплачет, если не будет держать себя в руках.
Император одет в простые красно-желтые одежды и верхнюю накидку, к волосам приколота мягкая черная шляпа. Он сидит в широком кресле, не на троне. У него под глазами круги. Ему еще нет пятидесяти лет.
С ним здесь два сына. Наследник, Чицзу, и еще один сын, она не знает, какой. У императора столько принцев и принцесс, детей от разных матерей.
