Он не отреагировал. «Вот уж настоящий садист, раз не хочет обслуживать свою жертву».
Роли Дианы сменяли одна другую, это было поистине чувственное приключение. Сожалея о том, что выразила свое требование, она испугалась, что он усомнится в ее разнообразии, и снова стала покорной.
Прошло несколько восхитительных минут, и возникло новое забавное ощущение. Она узнала прикосновение перышка. Он, видимо, решил подвергнуть ее настоящему контрастному душу, перышко после лезвия! Щекотки Диана боялась больше всего на свете, она становилась попросту невменяемой.
Да уж, эта игра всерьез напугала ее.
А это что такое? Палец, язык, какой-то инструмент? Непонятно. Этот предмет входит к ней меж ног, и через полминуты она кончила.
Оглушенная, она лежала без сил. До нее доносилось позвякивание: она поняла, что посетитель собирает свои приспособления в чемоданчик.
— Счастливо оставаться, красавица. Дарю наручники тебе на память.
Она едва успела что-то слабо пискнуть, как он захлопнул входную дверь.
Негодяй оставил ее одну — голую, слепую, немую, на коленях, пристегнутую наручниками к кровати.
Сколько часов проведет она в ожидании мужа?
13
Ксавьера, укрывшись за лилиями и гладиолусами, расставляла пучки пионов в вазы и наблюдала из цветочного магазинчика за подъездом дома номер восемь, в котором жила пресс-атташе Фаустина Валет, — интересно же знать, сменила ли эта потаскуха любовника. При виде элегантного мулата она скривила губы:
— Ах нет!
Она узнала адвоката Дани Давона, ставшего скандально известным после его выступления защитником сексуального маньяка Мехди Мартена, серийного убийцы девочек, ставшего позором Бельгии.
— Что слишком, то слишком.
По мнению Ксавьеры, Фаустина пересекла красную черту: спать с защитником Мехди Мартена было то же, что спать с самим Мехди Мартеном. К адвокату перестали обращаться. Обслуживать Мехди Мартена, пусть даже в чисто профессиональном плане, означало попытку восстановить его загаженную ауру и самому стать преступником.
— Ксавьера, вы не уезжаете на пасхальные каникулы?
Возмущенная, что ее потревожили, Ксавьера обернулась и гневно взглянула на мадемуазель Бовер:
— Нет, я не могу себе этого позволить.
Ее нахмуренный лоб, суровый взгляд и сдвинутые брови давали понять этой дамочке, что жизнь цветочницы не позволяет расслабиться.
— Выходной день обходится дорого. Цветам невдомек, что такое отпуск: вместо того чтобы отдыхать, они увядают.
Тон ее означал: «Я не убийца цветов, а человек ответственный». Она заключила:
— Так что не будем мечтать о каникулах! Возможно, в другой жизни… Деньги заработать так непросто.
Все сказанное давало покупательнице посыл: «Нет, вопреки квартальным кривотолкам я вовсе не продаю цветы втридорога и не богатею на чрезмерных наценках. Иначе бы я была Крёзом».
И добавила тоном эксперта, изучившего все нюансы своего дела:
— Особенно сейчас!
С самого начала своей карьеры она подпустила это замечание, но с тех пор, как в Европе был объявлен кризис и мировая экономика буксовала, оно производило неизменный эффект.
Мадемуазель Бовер смущенно промямлила:
— Мои поздравления, Ксавьера, даже без отпуска вам удается выглядеть великолепно.
Покупательница восхитилась ровным золотистым тоном ее лица, прекрасно оттенявшим глаза цвета ртути.
Ксавьера с удовольствием вспомнила дни, втайне от всех проводимые каждую неделю с воскресенья до понедельника на Северном море, в кокетливо обставленной хижине рыбака, но поскольку она тщательно скрывала свои маленькие радости, то недоуменно пожала плечами:
— Немного макияжа. Обхожусь подручными средствами.
— Вы счастливица, у вас великолепная кожа!
Хоть комплимент и был приятен Ксавьере, он произвел неожиданное действие: она жутко разозлилась. Кем она себя возомнила, эта Бовер! Какая невыносимая фамильярность! Неужели она должна обсуждать с ней свою кожу, любезничать, улыбаться, угождать… Вот уж нет! Не дождетесь!
— Так вы выбрали себе цветы?
Сказать, что Ксавьера не старалась умаслить своих посетителей, — значит не сказать ничего: она терпела их присутствие, только кусая их и царапая.
Напуганная мадемуазель Бовер указала на вазу:
— Может, взять пионы двух оттенков: розовые и рубиновые?
— Прекрасный выбор.
Она машинально произнесла эти слова, взяв привычку замечать предпочтения своих клиентов, дабы оживление в магазинчике не угасало.
Ксавьера взвизгнула в сторону теплицы, расположенной на заднем дворе:
— Орион, букет!
Оттуда вышел высокий, нескладный, неряшливо одетый старик, тощий, хотя и с брюшком, со всклокоченными волосами, раскрытым ртом и удивленными глазами; было похоже, что его разбудили.
— Букет для мадемуазель Бовер, будь любезен, Орион, пожалуйста.
Он взял протянутый ему пучок и пошел выполнять поручение. Уже в дверях он в неожиданном озарении крутанулся и галантно подошел к покупательнице.
— Как поживаете, дорогая мадемуазель? — радушно воскликнул он.
— Очень хорошо, Орион, очень хорошо.
Он нагнулся, чтобы поцеловать ее в щеку, и она смущенно вздрогнула.
Ксавьеру позабавил испуг, написанный на лице мадемуазель Бовер, показная добродетель которой не допускала проявлений симпатии. Ориону удалось-таки достигнуть желаемого, и мадемуазель Бовер закрыла глаза, когда он чмокнул ее.
— Наша мадемуазель Бовер всегда свеженькая и нарядная, — выпалил он.
— Спасибо, Орион, спасибо, — бормотала она, желая как можно скорее прервать прилив его любвеобилия.
— Я постараюсь сделать вам самый великолепный букет, мадемуазель. Конечно, он будет недостоин вас, но я приложу все мои силы.
Мадемуазель Бовер принужденно хохотнула, смущенная и речами Ориона, и взглядом Ксавьеры.
Когда он исчез, она фыркнула и повернулась к цветочнице:
— Как он себя чувствует?
— Ох… — Ксавьера воздела глаза к потолку, давая понять, что состояние мужа ухудшилось.
— Бедная моя…
— Ну, жалеть надо его, а не меня… Я… Но сейчас он уже ничего не осознает.
— Неужели? Тем лучше.
— Конечно… но сколько это продлится?
Чтобы дать понять мадемуазель, что тягостный разговор на этом закончен, Ксавьера укрылась за вазами с лилиями.
Четыре месяца назад Ксавьера в порыве внезапного вдохновения перед посетительницей, раздражавшей ее перечислением разнообразных видов онкологических заболеваний, осаждавших ее семью, ни с того ни с сего объявила, что у Ориона начинается болезнь Альцгеймера.
