А может, просто мой мозг, привыкший распутывать самые непонятные дела, отказывается или моя гордость не желает признать поражение? Это же не я нашла убийцу, он сам себя рассекретил. Получается, что все мои усилия оказались напрасными. Очень может быть… хотя…
Углубившись в размышления, я даже не сразу обратила внимание на то, что рыдания несчастной матери превратились в стенания. Теперь Надежда Сергеевна сидела, раскачиваясь в уголке дивана, тупо уставившись на свои руки. Надеюсь, она разумный человек и не надумает отправиться вслед за своим сыном.
— Какой позор, какой позор… — говорила Павлова так тихо, что я еле расслышала ее слова.
— Успокойтесь, пожалуйста. Для вас это, конечно, тяжело, но… Жизнь продолжается. И через некоторое время люди, потерявшие близких, начинают снова радоваться ей, — в глубине души я понимала, что мои слова утешения звучат банально и матери глубоко на них наплевать.
— Как он мог? Полина была мне вместо дочери. Ее семья не дала нам с голоду умереть, а он… — сейчас она, похоже, начала понимать, что натворил Максим.
— Что еще он написал?
Несчастная женщина посмотрела на меня умоляющим взглядом:
— Я не помню, Танечка, честное слово. Да разве я пыталась запомнить? Записку забрали как доказательство. Но я знаю, что Максим очень переживал из-за смерти Полины… Он же ее любил очень сильно…
Это и я вроде бы знаю. Все, кажется, проще простого, а я сомневаюсь. Ладно, поговорю на всякий случай с вечно сидящими около подъездов бабками. Они еще ни разу не отказывали в помощи и всегда сообщали мне массу подробностей, ранее неизвестных. Да, еще придется опять беспокоить Кирьянова, просить, чтобы он узнал по своим каналам как можно больше об этом случае. Признаки самоубийства налицо, но вдруг найдется что-нибудь подозрительное.
— Я, пожалуй, пойду, Надежда Сергеевна. А вы сходите пока к соседке или подруге, пригласите кого-нибудь к себе. Не стоит замыкаться в себе, — я начала собираться.
Хозяйка явно не хотела меня отпускать. А я, в свою очередь, не собиралась сидеть здесь, когда еще столько надо сделать.
— Всего хорошего, — сказала я и вышла из квартиры, оставив Надежду Сергеевну наедине с ее страхами и мыслями.
Когда я вышла на улицу, уже стоял вечер. Бабульки находились на своем посту и внимательно рассматривали каждого прохожего, чтобы потом обсудить его семью или, если этот человек оказывался незнакомым, придумать различные версии его появления во дворе. Именно такие помощники мне сейчас и нужны.
Не спеша я направилась к соседнему подъезду, с лавочки около которого открывался превосходный вид на все происходящее во дворе. Когда я приблизилась, старушки как по команде замолчали и недоверчиво уставились на меня.
— Здравствуйте, вы не могли бы мне помочь?
Бабульки наперебой начали здороваться. Затем одна из них сказала:
— Вы из милиции, да? Я вас помню, — точно, я же приходила сюда несколько дней назад. Надо же, помнят. А еще говорят, что у старых людей память плохая. Да они молодых за пояс заткнут!
— Да, я насчет Максима Павлова, — не успела я это сказать, как женщины тут же начали наперебой строить версии самоубийства.
Печальная новость уже облетела все окрестности. Через несколько секунд бабулькиных монологов хором я стала обладательницей совершенно «необходимых» для расследования версий: что Максим был наркоманом и не сумел расплатиться с дилером, что парень связался с бандитами, что мать его заела и так далее, и тому подобное. Все они, естественно, были полнейшим бредом, и я пропускала их мимо ушей, а среагировала только тогда, когда одна из сплетниц сообщила, что видела, как из квартиры выходил молодой человек.
— Ну-ка, ну-ка, а поподробнее, пожалуйста, — моментально позабыла я о своей вежливости.
Старушка была обрадована тем, что смогла выделиться из своего общества и понадобилась милиции. Она приняла важный вид.
— Я живу этажом выше, — сказала она, пытаясь оправдать свою слежку. — Вот, значит, спускаюсь я по лестнице, а он из ихней квартиры и выходит. Видный такой парень, интересный, одет хорошо. Заметил он меня и сразу бросился вниз бежать. Я его напугала, видать. Ну а я, понятное дело, подумала: ходят тут всякие, покоя никакого нет на старости лет.
«Скорее это от вас покоя никому нет», — подумала я язвительно. Старушка замолчала. Было заметно, что ей хочется еще что-нибудь сказать, чтобы увеличить свою значимость. Но рассказывать больше было нечего.
— Что-нибудь еще заметили? — поинтересовалась я на всякий случай.
— Да вроде нет… — расстроилась она. А ведь, сама того не подозревая, старушенция стала невольным свидетелем убийства. И именно убийства, я была уверена.
— Опознать сможете, если что?
— Конечно, конечно, — закивала бабка. — Я в тридцать шестой квартире живу.
Я быстро поблагодарила всех бабулек за оказанную помощь, пообещала, что родина их не забудет или что-то в таком духе, и почти побежала по направлению к своей машине. Запрыгнув в нее, я сразу начала набирать номер Дмитрия Александровича.
— Привет, Кирилл дома? — спросила я с разбегу.
— Да, а что, его позвать? — удивлению Дмитрия Александровича не было предела.
— Не надо, лучше скажи, он сегодня весь день дома был?
— Нет, уезжал куда-то, делал какие-то покупки в центре.
Ага, значит, алиби у него нет. Это подтверждало родившиеся у меня догадки, которые, впрочем, еще ничем не подтверждались.
— Тогда до свиданья, — проговорила я, бросая трубку и оставляя Дмитрия Александровича в растерянности.
Что это вдруг понадобилось Кириллу в центре? Обычно сидел себе дома и никуда не выходил. А тут именно в день самоубийства Максима, с которым незадолго до произошедшего имел какие-то странные дела, приспичило Кириллу уехать. «Мало ли что может человеку понадобиться… Бывают и случайные совпадения…» — пытался противоречить мне внутренний голос. Может, это был голос здравого рассудка, не знаю. Но я почему-то продолжала стоять на своем — не нравится мне вся история с самоубийством и предсмертным признанием в совершении преступления, и все тут.
Тут зазвонил мой мобильник. Я даже вздрогнула — что может произойти еще? Но, к счастью, тревога оказалась ложной.
— Все сделал, документы будут через три дня. Деньги перевел в один заграничный банк, надежный, — оповестил меня радостный Олег.
— Очень хорошо, — с усталой интонацией проговорила я.
Никифоров заметил мой тон и встревоженно спросил:
— Что-то случилось, у тебя проблемы? — Мне стало приятно от его слов, но потом я поняла, что волнуется он не за меня лично, а за исход дела. Обидно.
— У Надежды Сергеевны сын покончил жизнь самоубийством. Я только что от нее вышла, еще даже до дома не доехала. А у тебя ничего подозрительного не произошло?
