– Ты продолжала встречаться с Дэвидом, когда я вернулся.
– Но за тот год, когда тебя не было, я подружилась с твоей матерью. Пока отец работал, мы с мамой ходили в ваш магазин, разговаривали о Вене, о том, как жили раньше. Мы с мамой, конечно, тосковали по родине, но мне еще и совсем не нравилось в Северной Каролине, не нравилась Америка. Я чувствовала себя чужой здесь. Несмотря на войну, я хотела вернуться и помочь своим родным. Мы очень за них беспокоились.
Я вижу, как она отворачивается к окну. Рут молчит, и я знаю, что она думает о бабушке и дедушке, тетях и дядях, двоюродных братьях и сестрах. Вечером накануне отъезда Рут и ее родителей в Швейцарию десятки родственников собрались на прощальный ужин. Они тревожно прощались и обещали писать; хотя некоторые и радовались за отца Рут, почти все полагали, что он переоценивает опасность и что глупо бросать все нажитое ради неопределенного будущего. Впрочем, кое-кто из родичей сунул ему несколько золотых монет, и в течение полутора месяцев, которые занял путь до Северной Каролины, именно на эти деньги семейство жило и питалось. Вся прочая родня осталась в Вене. Летом сорокового года они носили на рукаве звезду Давида и почти все лишились работы. Тогда уже было слишком поздно бежать.
Моя мать рассказывала мне про визиты Рут и ее тревоги. У мамы тоже остались в Вене родственники, но, как и многие наши соотечественники, мы понятия не имели, что будет дальше и какой ужас нас ждет. Рут тоже не знала, зато знал ее отец. Он понял это, еще когда была возможность бежать. Таких разумных людей я никогда не встречал.
– Твой отец тогда делал мебель?
– Да, – ответила Рут. – Ни в один университет его не взяли, поэтому он хватался за любую работу, чтобы прокормить семью. Но ему было нелегко. Папа не привык к физическому труду. Когда он только начинал, то приходил домой измученный, с опилками в волосах, с перевязанными руками и, едва переступал через порог, засыпал прямо в кресле. Но папа никогда не жаловался. Он знал, что нам еще повезло. Проснувшись, он мылся и переодевался к ужину, чтобы напомнить себе о том, кем он некогда был. За столом мы оживленно беседовали. Он спрашивал, что я прошла в колледже, и внимательно слушал, когда я рассказывала. Папа частенько предлагал мне подумать о разных вещах в неожиданном свете. «Как ты думаешь, почему это так?» – спрашивал он. Или: «А как тебе такой вариант?» Я, конечно, понимала, в чем дело. Невозможно перестать быть учителем – а папа был хорошим учителем, вот почему он сумел вновь стать им после войны. Он научил меня, как и всех своих студентов, мыслить самостоятельно и доверять собственным инстинктам.
Я рассматриваю ее и размышляю, как это символично, что Рут тоже стала учительницей, и вновь мои мысли возвращаются к Дэниэлу Маккаллуму.
– Твой отец заинтересовал тебя живописью.
– Да, – отвечает она с лукавой ноткой в голосе. – В том числе.
Глава 2
Четырьмя месяцами ранее
София
– Обязательно приходи, – настаивала Марсия. – Ну пожалуйста. Поедет человек тринадцать или четырнадцать. И это не так далеко. Маклинсвилль меньше чем в часе езды отсюда, и в машине можно будет курнуть.
София состроила скептическую гримасу, лежа на диване, где она вяло просматривала какие-то записи по истории Возрождения.
– Не знаю… Ехать на родео?
– Не надо говорить таким тоном, – заметила Марсия, поправляя перед зеркалом черную ковбойскую шляпу и заламывая ее то на один бок, то на другой. Марсия Пик уже второй год была соседкой и лучшей подругой Софии. – Во-первых, это не родео, а только скачки на быках. Во-вторых, Бог с ним, с родео. Тебе предлагают смотаться из кампуса, прокатиться с ветерком и развлечься в хорошей компании. Потом будет вечеринка, бар в большом старомодном амбаре рядом с ареной, музыка, танцы. Честное слово, ты впервые в жизни увидишь столько клевых парней в одном месте.
София взглянула на нее поверх тетрадки.
– Прямо сейчас я меньше всего думаю о том, чтобы подцепить парня.
Марсия закатила глаза.
– Суть в том, что тебе нужно развеяться! Уже октябрь. Мы учимся два месяца, пора перестать валять дурака.
– Я не валяю дурака, – ответила София. – Я просто… устала.
– То есть тебе надоело встречаться с Брайаном, так? – Марсия развернулась, чтобы посмотреть на подругу. – Ладно, я поняла. Но кампус тут маленький, и все уже разбились на парочки. Это неизбежно.
– Ты же знаешь, что я имею в виду. Брайан таскается за мной по пятам. В четверг он даже пришел в Центр изобразительных искусств. Я никогда его там не видела, когда мы встречались!
– Ты с ним говорила? А он не пытался подойти?
– Нет. – София покачала головой. – Я пошла прямо к выходу и сделала вид, что не заметила его.
– Ну, значит, никаких проблем.
– И все-таки странно…
– И что? – Марсия нетерпеливо пожала плечами. – Не бери в голову. Брайан же не псих. Рано или поздно он все поймет.
София отвела взгляд и подумала: «Надеюсь». Не дождавшись ответа, Марсия подошла к ней, села рядом на кровать и похлопала подругу по ноге.
– Давай рассуждать логически. Ты сказала, что он перестал тебе звонить и писать, так?
София кивнула, хоть и с неохотой.
– Значит, все нормально, – заключила Марсия. – Надо двигаться дальше.
– Именно этого я и хочу. Но куда бы я ни пошла, Брайан тоже оказывается там. Не понимаю, отчего он не оставит меня в покое.
Марсия подтянула колени к груди и уперлась в них подбородком.
– Очень просто. Брайан считает, что если он с тобой поговорит – и если скажет правильные слова и включит обаяние, – то заставит тебя передумать. И он искренне в это верит. – Она внимательно посмотрела на подругу. – София, пойми: все парни одинаковы. Они вечно хотят недостижимого и искренне верят, что болтовней можно горы свернуть. Это в них генетически заложено. Ты бросила Брайана, и теперь он хочет, чтобы ты вернулась. Типично мужская логика. – Она подмигнула. – Но в конце концов он смирится и поймет, что все кончено. Если ты не сдашься, конечно.
– Я не сдамся, – сказала София.
– И прекрасно. Ты слишком хороша для него.
– А я думала, ты к Брайану неравнодушна.
– Да, неравнодушна. Он веселый, симпатичный, богатый… отличный набор качеств, правда? Мы дружим с первого курса, и я по-прежнему с ним общаюсь. Но я помню, что он никудышный бойфренд, который изменил моей подруге. И не один раз и не два, а целых три.
София понуро ссутулилась.
– Послушай, моя обязанность как подруги помочь тебе оправиться, – продолжала Марсия. – И вот я придумываю прекрасное решение всех твоих проблем – вечеринка с подругами вне кампуса, – а ты предпочитаешь торчать здесь?
